Мистера Хэлфорда в приходе очень любили и уважали, поэтому новость была воспринята, скорее, с огорчением, к которому примешивалось, однако, и любопытство в отношении нового священника. Когда стало известно, что мистер Плоуден прочтет свою первую проповедь в третье воскресенье сентября, весь Кестервик внезапно преисполнился небывалого религиозного рвения и собрался посетить в этот день местную церковь.

Приходская церковь Кестервика, как ни странно, была большой и очень красивой, поскольку строили ее в те времена, когда народа здесь жило больше, и люди не жалели ничего, чтобы соорудить достойный храм для своего Бога – пусть даже на это их толкал, скорее, суеверный страх, чем истинно религиозные чувства. Церковь возвели довольно далеко от моря, и она счастливо избежала губительного воздействия морских волн, до сих пор оставаясь великолепным памятником архитектуры. Высокая башня, словно перст, указующий в небо, выглядела очень торжественно – особенно в этот тихий сентябрьский вечер, когда толпа прихожан текла сквозь старинные двери внутрь храма. Большинство из этих людей были здесь крещены – и большинству предстояло здесь же окончить свои земные дни.

По крайней мере, именно так и думали Дороти и Ева, остановившись ненадолго возле памятника «Пяти неизвестным морякам» – в этой могиле были похоронены останки, найденные после сильного шторма на берегу. Сколько страдающих, заблудших, печальных людей стояло у этой могилы, обуреваемое теми же мыслями… и сколько еще будет стоять в будущем, когда уйдут в небытие и эти две несчастные, любящие души.

Две эти милые женщины являли собой удивительный контраст, входя вместе под своды старинной церкви. Одна – высокая, величественная, царственно прекрасная, темноволосая, с неистовым горем, пылающим в очах. Вторая – почти неприметная, маленькая, но с чистым и ясным взором голубых глаз на милом, одухотворенном личике. Думали ли они, идя сюда вместе, насколько тесно связаны их судьбы? Знали ли, что обе стремятся всем сердцем к одному и тому же человеку – сейчас ввергнутому в несчастье и лишения, но все же составляющему для них весь мир? Возможно, они понимали это, но смутно, и это сближало их в те трудные дни. В любом случае, они никогда об этом не говорили, и малютка Дороти никогда не мечтала о победе, довольствуясь тем, что просто принимает участие в этой мучительной гонке.

Добравшись до скамьи, которую обычно занимали Чезвики, они нашли там мисс Чезвик и Флоренс. Джереми отказался ехать: он испытывал необъяснимую неприязнь к священникам. Мистер Хэлфорд ему нравился, но у нового преподобного шансов не было. Всеобщего любопытства Джереми не понимал, предполагая, что и так вскоре будет видеть нового священника чаще, чем хотелось бы. «Вы, как стайка девчонок, носящихся с новой куклой! – бурчал он. – Только вот вам самим скоро надоест слушать, как она пищит».

Служба шла своим чередом, и в церкви становилось все темнее – заходящее солнце светило сквозь западное витражное окно, и по лицам собравшихся пробегали разноцветные всполохи. Когда дело дошло до гимна перед проповедью, Ева уже с трудом могла разобрать слова: малиновый луч падал лишь от фигуры девы Марии на окне, да горели, переливаясь, свечи на кафедре, остальная часть церкви была погружена во мрак.

Когда новый священник, мистер Плоуден, поднялся на кафедру и начал проповедь, Ева с любопытством рассматривала его, как и все собравшиеся. Это был довольно крупный человек, даже громоздкий. Голова у него тоже была большая, увенчанная шапкой спутанных черных волос. Лоб – высокий, с мощными надбровными дугами, выдающими властную и жестокую натуру. С темными лохматыми бровями странно контрастировали очень светлые серые глаза. Вся нижняя часть лица была синеватого оттенка, что свидетельствовало об обильной растительности – но сейчас мистер Плоуден был гладко выбрит, благодаря чему можно было убедиться, что у него мощная челюсть, квадратный подбородок и полные, резко очерченные губы. В целом мистер Плоуден мог считаться красивым мужчиной, а такие лица обычно принято называть «поразительными». Самой же заметной чертой его лица можно было считать странный изъян: в спокойном состоянии он был незаметен, но как только мистер Плоуден начинал нервничать, выходить из себя или распаляться, на лбу у него проступала выпуклая вена, причудливым образом – в виде идеального креста. Ева заметила эту метку – и посчитала ее неприятной и даже зловещей.

Она отвела глаза. Этот человек ей не нравился, и она предпочла только слушать, а не смотреть. Голос у Плоудена был звучный, громкий, даже музыкальный – но слишком хриплый и грубый.

«Он не джентльмен», – подумала Ева, откидывая голову на спинку скамьи и прикрывая глаза. С этого момента проповедь потеряла для нее всякий интерес, и она позволила своим мыслям унестись далеко-далеко, насколько это возможно в церкви. Мысли ее неслись над морем, по которому большой корабль прокладывал свой путь, а возле борта стоял молодой человек и с тоской смотрел в темноту. Она видела его очами души своей так ясно, что и с ней самой, с ее прекрасным лицом произошла удивительная метаморфоза: оно смягчилось и просветлело, губы вздрогнули и приоткрылись, свет любви разлился по нему, словно заря. Даже последний отблеск солнца, казалось, решил задержаться, любуясь этой красотой, и замер, словно бабочка, севшая на цветок…

Внезапно Ева поняла, что в мерном течении проповеди случился какой-то перебой. Она вздрогнула, открыла глаза – и увидела, что по какой-то странной прихоти небес свет падает только на нее и на мистера Плоудена – и что мистер Плоуден, не отрываясь, смотрит на нее.

Ева инстинктивно отпрянула в тень, священник кашлянул – и продолжил проповедь. Однако чудесное видение больше не вернулось к Еве – Плоуден спугнул его, и она запомнила лишь исполненный печали, укоризненный взгляд темных глаз Эрнеста…

Выйдя из церкви, Дороти увидела, что ее ждет Джереми. До коттеджа Чезвиков они шли все вместе. Когда вокруг не осталось посторонних, Флоренс заговорила:

– Симпатичный мужчина этот мистер Плоуден – и прекрасная проповедь.

– Мне он не понравился, – коротко сказала Дороти.

– А ты что думаешь о нем, Ева? – спросила Флоренс.

– Я? О, я не знаю. Мне кажется, он не джентльмен.

– Уверен, что нет! – поддержал ее Джереми. – Сегодня утром я видел его возле почты, он – деревенщина.

– Не слишком ли радикальное определение, мистер Джонс? – нахмурилась Флоренс.

– Не знаю, насколько оно радикальное, – прозвучал категоричный ответ Джереми, – но я уверен, что это так и есть.

Возле коттеджа они распрощались и отправились по домам.

Преподобный Джеймс Плоуден родился в семье богатого, но честного торговца сахаром. Он стал еще одним членом весьма многочисленного семейства, бывшего предметом постоянного беспокойства мистера и миссис Плоуден. Эти достойные люди, прекрасно осознавая собственные недостатки в вопросах образования, твердо решили, что ни деньги, ни любые трудности не станут препятствием для их отпрысков на пути в «благородные люди». А потому особняк Плоуденов близ Блумсбери в скором времени оказался переполнен самыми дорогостоящими слугами – няньками, медсестрами, боннами, гувернерами, наставниками и учителями – каждый из которых трудился не покладая рук, чтобы обеспечить идеальное «благородство» маленьких Плоуденов. Результаты этой деятельности были весьма причудливы и разнообразны – и едва ли эквивалентны огромным материальным затратам. Юные Плоудены обоих полов, как говорится, были отлично раскрашены, лакированы и позолочены по образу и подобию «благородных» – но могла ли вся эта окраска и позолота устоять перед вызовами реальной жизни, большой вопрос; впрочем, нас он не касается почти никак, если не считать одного члена этой большой семьи.