Фредерик и почесал левый бок, — Атаман и Кшиштоф практически неубиваемые, остальные — как карта ляжет. Медведь-то бурый был?

— Бурый.

— Значит, черный не выжил, — Фредерик довольно улыбнулся и почесал грудь, — Жаль, что я не могу тебе многого рассказать. Твой отец был славный воин, а ты пока не знаю кто. Если вернешься с черным дестрье, могу взять к нам на службу.

— Я, когда вернусь, сначала бате живую воду привезу, — вздохнул Ласка.

— Правильно. Батю тоже приглашай. Нам нужны умные, смелые, надежные и не болтливые люди. Последнее условие самое сложное. Ладно, на обратном пути обсудим.

Наступило время обеда, и слуги принесли тушеной капусты с тмином и свиной рулькой. К трапезе присоединился Нострадамус.

— Вы ведь мастер предсказаний? — спросил Ласка.

— Да, — гордо ответил мэтр.

— Мне пан Твардовский составил такой странный гороскоп…

— Геоцентрические гороскопы — полная ерунда.

— Бывают другие? — смутился Ласка.

— Все нормальные предсказатели последние несколько лет оперируют исключительно гелиоцентрическими. Но с точки зрения Церкви это несколько преждевременно. Ждем, пока преподобный Коперник официально опубликуется.

— Сильно сложно составить гелиоцентрический?

— Неделя работы, если не торопиться.

— Я просто спросил. Завтра уезжаю из Вены.

— Мессир, вы что-то поручили нашему новому другу? — спросил Нострадамус у Фредерика.

— Да. Разузнать насчет коня.

— Хорошо, — Нострадамус внимательно посмотрел на Ласку, — Иногда предсказания приходят в мои мысли сами, и я потом проверяю их по звездам. Берегите голову, молодой человек.

— В каком смысле?

— Во всех. Вам ее могут заморочить, а могут отрубить. Вас могут поставить в такие условия, чтобы вы сам себе отрубили голову и принесли на блюдечке. Буквально.

— Чертовщина какая-то.

— Нет. Абсолютно исключено. Чертовщина у вас на пути будет, но в другом месте. В других местах, я бы сказал. И уже была, начиная с последнего Рождества, минимум три раза.

Ласка пожал плечами и поднял чарку во славу Господа.

Под вечер, устав говорить и слушать, объевшись и обпившись, Ласка тепло попрощался с Фредериком и пошел на постоялый двор, надеясь, что Вольф жив-здоров. Хотя что с ним случится, не утонул же у самого берега. Если бы немца поймали, то загадочная Служба Обеспечения бы об этом точно знала.

Интересно, есть ли у великого князя Ивана такая же служба, которая охотится на чудовищ? Наверное, есть, только о ней не говорят на каждом углу. Надо будет в Москве туда попроситься. А этот Фредерик человек хороший, но батя запретил давать латинскую присягу, то есть, устраиваться на службу к католикам. И с чем они на чудищ ходят? С латинской молитвой и неправославной святой водой? Нет, ну их в баню. Даст Бог, будем общего врага бить, да и еще раз встретимся.

На постоялом дворе его предсказуемо ожидал живой и здоровый Вольф.

— Я чуть не утонул, — сказал он, — Пока выбрался, тебя и след простыл. Потом гляжу, ты из лодки выходишь, и на берегу толпа. Драться, думаю, поздно. Ходил по вашим следам. Думал, отбить тебя надо, да ты ходил не как пленный. Потому и не полез. Смотрю, птицы у тебя нет? Отдаем саблю? Твардовскому или сразу Чорторыльскому?

— Ни то, ни другое. Едем к королю Франциску.

14. Глава. Добро пожаловать в Париж

Прекрасен стольный город Париж при ясной погоде! Дома пусть местами и не каменные, улицы пусть местами и не мощеные. Кого бы это волновало, пока в Париже есть дамы и кавалеры! Девицы ходят как по ниточке, бедрами вертят, грудью покачивают, глазками стреляют. Иные и волосы под платок не прячут. Дамы замужние туда же, как посмотрят на добра молодца, так прямо глазами раздевают. Даже Вольфу достается, хотя и не добрый он, и не молодец.

Кавалеры местные хороши. Благородные при мечах, черный народ при ножах, а по правде не всегда и различишь, у кого титул без денег, у кого деньги без титула, а у кого и с тем, и с другим порядок. На дам смотрят с достоинством и с интересом, под задорными взглядами не смущаются.

Разврат творится и на правом берегу Сены, и на левом, а особенно посередине, на острове Сите. Если прислушаться, то и средь бела дня услышишь такое, чем православным ближе к закату положено заниматься. Если принюхаться, то и не различишь, это от кавалера дамами пахнет, или от дамы кавалерами.

Пруторез и даже веревку Ласке вернули, а прочее имущество никто и не отнимал. C двадцатью имперскими талерами денег хватило до Парижа, еще и на обратную дорогу осталось.

Путь из вассальных Императору земель, где говорили на очень разных говорах, но одного немецкого языка, занял больше трех недель. И еще неделю по землям, где говорили по-французски, с носовым мычанием. Этот язык ни Ласка, ни Вольф не знали и с трудом пытались объясниться то по-немецки, то на латыни. Слава Богу, что в стольный и торговый город Париж по большой дороге часто ездили немцы, и среди придорожного населения находились люди, знающие язык соседей. Вольф на каждом ночлеге спрашивал, где честному немцу остановиться через сутки пути на запад, так и ехали эстафетой по рекомендациям из рук в руки.

В немецких землях из дерева не строились вовсе. Рыцари жили в каменных домах, народ попроще в фахверковых, из деревянного каркаса, заполненного не пойми чем. Ласка на первый взгляд сказал «из говна и палок», но присмотрелся и понял, что технология требует не только палок и наполнителя, но еще точного расчета и некривых рук. Если сделать каркас кое-как, то он непременно упадет, а у немцев по сто лет стоят и ничего.

Что не понравилось в жизни немцев, так это постоянные заставы на пути. Каждый граф, князь или вольный город огораживался заставами, которые брали с проезжих пошлины.

«Вернусь домой, скажу великому князю Ивану, чтобы у нас таких порядков не заводили под страхом смертной казни», — подумал Ласка. Этак каждый боярин, если на немцев насмотрится, выгородит себе кусок большой дороги и примется грабить всех встречных-поперечных.

На окраине Париже остановились, как обычно, на «немецком» постоялом дворе. Вечером местная сказительница, которой молодая ученица аккомпанировала на дудке и на лютне, рассказала полному залу приезжих сказку про горгулью.

— Меня зовут несравненная Колетт, и я лучшая сказочница в Париже, — представилась рассказчица.

Симпатичная. Настоящая француженка. Видно, что не