Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, Алексей.
— Удачи тебе, Сержант. Прощай.
— И тебе, Алексей.
Пакет в левую руку, перебегаю к железобетонному столбу. Быстро стихает шум удаляющейся машины. Точно, заросший редкой, черной в свете луны травой откос, у беспросветной зелени леса белеет здоровенный валун. Пластырь неприятно тянет кожу и рвет волоски на животе. Освобожденный пистолет в руке, скомканный пластырь в пакете. Вперед.
В полной готовности изрешетить врагов чутко исследую ближайшие окрестности. Никого. За валуном густой ряд кустов прерывается небольшой каменистой полянкой. Хорошее место — рядом с дорогой и закрытое. Наверняка проводник подойдет сюда. Как только найдет дорогу в ночном лесу? Загадка. Светящиеся стрелки оповещают — одиннадцать тридцать. Переоденусь.
Шум от мерно бегущего человека услышал издалека — ночью звуки разносятся далеко. Шаги легкие, короткие. Подросток? Перешел на шаг, шуршит раздвигаемыми ветками, выходит на полянку. Из зарослей видна невысокая фигурка, собранные в «конский хвост» длинные волосы. Девушка. Проводник оглядывается вокруг, прислушивается, садится на камень, готовится ждать. Правильно, без пятнадцати двенадцать, машина ожидается позже. Выжду и я минут десять на всякий случай.
Десять минут прошли, обстановка не изменилась. Проводница (точно, молоденькая девушка) сидит смирно, иногда что-то тихонечко напевая под нос. Пора знакомиться. Четыре бесшумных шага (как и положено бойцу «Дельты»), останавливаюсь за спиной:
— Ты не меня ждешь?
Словно подброшенная пружиной, девушка вскакивает, разворачивается. Громадные испуганные глазищи, всхлип… Маленькая фигурка начинает оседать, безвольно падает. Еле-еле успеваю подхватить, зашипев от боли в боку. Обморок. Офигеть. Черт, я же в гриме! А ее наверняка никто не предупредил. И что делать?
Следующие десять минут шепотом матерюсь, стараясь привести в чувство билет в партизанский край. Кое-как сняв грим с лица и ладоней больничной рубахой, растираю виски и маленькие ушки, легонько похлопываю по нежным упругим щечкам. Ну наконец-то! Глубокий вдох, глазки открываются.
— Живой я, девочка, живой. Это краска такая, для маскировки. Не вздумай опять в обморок хлопнуться, ты же боец Реджистанса!
— Боже мой…
— Я Сержант. Ты меня должна встретить?
— Да. Откуда ты взялся? Какой ужас! Зомби долбаный!
— Еще раз говорю — живой. На руку…
М-да. Руку лучше не надо. Синюшная белизна и черные ногти в лунном свете смотрятся инфернально.
— Э-э-э, лицо потрогай. Теплое?
— Да. А что это?
— Грим. Везли в оригинальной компании, надо было выглядеть неотличимо от других пассажиров.
— Боже мой…
— Все, проехали. Есть где поблизости вода — смыть краску?
— Только у лагеря.
— Тогда хватит валяться, подъем, проводница.
Рывком ставлю девчушку на ноги. Вес реально бараний — килограммов пятьдесят, не больше. Кто детей в партизаны берет? Или сами туда сбегают?
— Звать тебя как, девочка?
— Меня зовут Натали, и я не девочка, а разведчик Реджистанса.
— Я заметил. Веди, Натали.
Узкая тропинка переходит в старую зарастающую просеку.
— Пробежимся?
— Мне говорили, что ты ранен, Сержант?
— Тогда не спеша пробежимся, Ната. Куда?
Бег по ночной дороге — это что-то нереальное. Такое ощущение, что паришь над землей, обостренное сознание успевает схватывать мельчайшие детали, ноги, кажется, сами находят путь. Рана немного горит, омываемая гуляющей в организме кровью, ветерок освежает молодое, крепкое, полное сил тело. Понимаю ночных хищников. Так, а как проводница? М-да, тренироваться надо.
— Передохнем?
Кивнув, девушка валится на траву. Тяжело дыша, высказывается:
— Раненый… За таким раненым… угнаться невозможно… Лось длинноногий… Еще и белый, покойник оживший.
— Какой есть. Наташенька, расскажи про отряд.
— Что рассказывать?
— Все и коротко. Где расположен, кто командир, какое вооружение? Должен же я знать, с кем за свободу бороться буду?
Оказывается, отрядом в полном смысле слова эту группу назвать нельзя. Оставшиеся со времен России склады, не найденные оккупантами и превращенные в лагерь подготовки бойцов. Это еще и база снабжения — есть оружие (опять же с тех времен) для боевых действий, военная форма. Из постоянного состава человек двадцать, командир — настоящий российский офицер, сбежал из плена (ничего себе!), у него три помощника. Обращение друг к другу в лагере — «соратник».
— Спасибо, соратница. Далеко еще нам?
— Далековато. Сейчас по просеке, миль через семь остановка, ждем рассвета, потом по лесу тропами.
— Разве нет проезжей дороги на склады?
— Была грунтовка, но ее оползнями снесло во многих местах. Мы пойдем прямо, а она еще и петляла сильно — горы.
— Хорошо. Отдохнула? Побежали полегоньку.
Снова движемся в лунном свете, пересекая полосы теплого и прохладного воздуха, вдыхая ароматы зелени, под громкий треск цикад. Рассказанное понравилось. Вырисовывается следующая картина — оставшееся с момента оккупации глубокое подполье получило в свое время координаты труднодоступных мест с расположенными там схронами. Кто-то постоянно ищет и набирает добровольцев, создан тренировочный лагерь, имеется склад вооружения, найдены люди с реальным боевым опытом. Правда, как они планируют выступить против мощи владеющей миром Империи? Скорее всего, это только краешек сети Сопротивления, опутавшей весь захваченный мир. Ирландцы, курды, баски, повстанцы Африки, горцы — свободолюбивого народа хватает, а вечных империй не бывает.
— Сержант, не гони так!
— Извини, Ната, задумался. Давай передохнем.
— Ты как железный. Я считаюсь в отряде отличной бегуньей, но за тобой…
— У меня было очень много тренировок, Натали.
— А кем ты был раньше. Сержант?
— Это грустная, тяжелая и секретная история, соратница. Могу сказать только, что с врагами боролся.
— Был разведчиком?
— Это тоже.
— А откуда у тебя такое прозвище?
— Мне его дали друзья. Они все погибли.
— Ой!
— Отдохнула?
— Да. Последний переход по просеке, и ждем рассвет.
В свете сереющего утра девочка с любопытством меня рассматривает. Сколько ей? Лет восемнадцать, максимум девятнадцать. Худенькая, стройные, привыкшие к спорту ножки, миленькое личико, длинные темные волосы. Одета как я — легкие брюки, кроссовки, рубашка с коротким рукавом навыпуск.