– А что с ним будет? Ест, спит, телевизор смотрит, в компьютер играет.

– А как с работой?

– Пока никак.

– Я постараюсь раздобыть денег.

– Уж постарайтесь, – вздохнула Юля. Тамара Валентиновна поняла, что не все так просто. Ей не хотят говорить правду, чтобы не расстраивать.

«А нужна она мне, правда?»

– Здесь красивые места! – сказала она с энтузиазмом. – У меня своя комната, хорошее питание. За окном лес. Тишина, покой.

– Где найти такую работу? – вздохнула Юля. – Я бы с удовольствием поменялась с вами местами. Потому что у меня под окном стройка, в столовке еда отвратительная, а в кафе дорого.

«Мне придется здесь остаться, – с отчаянием подумала Тамара Валентиновна. – Разобраться со всем и… остаться».

– Я привезу денег, – сказала она перед тем, как дать отбой. Ей показалось, что в этот, третий, раз Юля вздохнула с облегчением…

Вечером с мобильного телефона Влада ушло сообщение:

«У меня все в порядке. Вынужден задержаться в командировке, тут очень интересно. Если хочешь узнать подробности – позвони моей девушке. Временно вышел из строя, как блогер, но оно того стоит. Работа супер! Очень тебя люблю. Не скучай».

Сообщение было адресовано отцу.

Что касается Брагина, то его никто и не хватился.

Софье Львовне не спалось. Перед сном она целый час провела у зеркала. И пришла в ужас. Возникло ощущение, что она постарела за какой-то день лет на десять. На пять-то уж точно. Лоб теперь был изрезан морщинами, четко обозначились носогубные складки, даже губы, ее роскошные чувственные губы, которыми она так гордилась, увяли и были похожи на засыхающий бутон розы.

Она не знала, что Ройзен внимательно просмотрел запись ее разговора с Тамарой Валентиновной и велел своей верной помощнице:

– Убери у зеркала в комнате Софьи боковой свет, оставь только верхний.

И лампочки чудесным образом «перегорели». Если бы Софья Львовна успокоилась и попыталась проанализировать ситуацию, то поняла бы, что свое отражение в зеркале человек воспринимает по-разному в зависимости от освещения. Самый удачный, как ни странно, дневной свет, хотя он и считается самым безжалостным, высвечивает все морщинки, каждый седой волосок. Кажется, что это и есть злой волшебник, которому мы обязаны своим внезапным старением. На самом деле это не так. Кудесник-то как раз свет электрический. Он может чудесным образом омолодить лет на десять, если его правильно выставить, а может настолько же состарить. Этим пользуются отельеры, расставляя повсюду «правильные» зеркала, владельцы модных бутиков, дорогих магазинов. Все, кому хочется, чтобы люди к ним вернулись. Омолаживающий свет прекрасно помогает продажам. Но можно добиться и обратного эффекта.

Ничего страшного с Софьей Львовной не случилось. Она действительно прекрасно выглядела, гораздо моложе своих лет. Просто единственная лампочка светила сверху, и морщины на лбу стали особенно заметны, а подбородок, напротив, тонул в тени, отчего резко проступили носогубные складки. Ну и все волоски на лице, ранее незаметные, были теперь видны. Софья Львовна принялась рьяно их выщипывать. Потом густо намазала лицо кремом. За этим занятием она провела час.

Разумеется, ей не спалось. День выдался неудачный, и она раз за разом прокручивала в памяти весь этот ужас: провал групповой консультации, неприятные откровения Тамары Валентиновны, чудовище в зеркале. Лицо стало жирным и липким, с кремом она явно переборщила. Брови, которые она остервенело выщипывала, зудели.

Софья Львовна встала, решив выпить таблетку. Безобидную валерьянку, не какой-нибудь антидепрессант. Она прекрасно знала, что этим не стоит увлекаться. Она неторопливо налила воду в стакан, отыскала пузырек с лекарством. Ей почудились за стеной шаги. Значит, Марк тоже не спит! Она торопливо принялась вытирать с лица крем. И, как была, в ночной рубашке, накинув поверху шелковый халатик, выскользнула из комнаты.

У двери в апартаменты профессора Ройзена она опомнилась: «Господи! Что я делаю?!» Сейчас она была не соблазнительна, а ужасна. Испуганная женщина, которая хочет, чтобы ее пожалели. А ей не жалости надо, ей хочется любви. Страсти. Чтобы он голову потерял. Пока же ее потеряла она.

И Софья Львовна передумала заходить к Марку. Но сна не было ни в одном глазу. Она побрела по длинному коридору. Дошла до кухни, потом вернулась. Добрела до гостиной и нехотя пошла обратно. Она просто места себе не находила и боялась вновь оказаться в постели наедине со своими мыслями, сплошь неприятными. Ей хотелось встретить хоть кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Проходя мимо лестницы, Софья Львовна насторожилась. Ей вновь почудились шаги, теперь уже наверху, на втором, нет… на третьем этаже. Она прислушалась. Софья Львовна была всего лишь женщиной, и ее одолело любопытство. Почему Марк запрещает подниматься наверх? Что там? Или… кто?

Поскольку спать ей не хотелось, любопытство победило. Страсть как захотелось подняться на третий этаж и узнать тайну Марка. Хотя ей было боязно. Она все еще колебалась. А вдруг там что-то ужасное?

Она обернулась: никого. Было около часа ночи, все уже крепко спали. Кроме Марка, шаги которого за стеной она слышала, но идти к нему не хотелось. Не сейчас и не такой. Софья Львовна сделала несколько нерешительных шагов по направлению к лестнице, потом медленно поднялась на второй этаж. Здесь было тихо. Если охранник и не спал, то не показывался. Или куда-то отлучился.

Она все так же нерешительно подошла к лестнице, ведущей на третий этаж, и медленно преодолела несколько ступенек, подолгу задерживаясь на каждой. Так, нерешительно, она дошла до самого верха. Поднявшись на запретный этаж, она с любопытством огляделась. Здесь горел лишь верхний свет, небольшие лампочки, вделанные в навесной потолок извилистой цепочкой. Над головой Софьи Львовны ползла поблескивающая чешуей змейка, стены же тонули в полумраке. Она сделала несколько робких шагов вперед. В груди, в области сердца, был холодок. Дурное предчувствие. Она уже поняла, что зря это сделала. Здесь были такие же двери, какие отделяли когда-то больничные палаты от общего коридора. Безликие белые створки. И – ничего больше.

Софье Львовне стало страшновато и безумно интересно. Какое-то время она колебалась, стоя в полумраке у одной из дверей. В конце концов отважилась. А почему, собственно, нельзя? Что это за тайны? Разве она не доверенное лицо Марка, не старшая медсестра? Ей, ассистентке профессора, положено знать все!

Она набрала побольше воздуха в грудь, решившись толкнуться в дверь, возле которой стояла, и вдруг у нее перехватило дыхание. Ей зажали ладонью рот, и она начала отчаянно отбиваться.

Интуиция ее не подвела. Здесь, на третьем этаже, на нее напали! Ее душили так, что она захрипела, вместо того чтобы закричать, и мысленно попрощалась с жизнью. Марк не случайно говорил: не ходи. Он просто хотел ее уберечь, а она думала: тайна…