Да, она знала, что хочет испытать с ним все. Он завладел ее чувствами. Но что это — телесный порыв или любовь, настоящая любовь? Никогда прежде ей не приходилось искать ответа на такой вопрос.

Любовь?

«Это невозможно, черт возьми, — уговаривала она себя. — Я просто не могу любить человека, которого впервые увидела несколько дней назад. Я почти ничего не знаю о нем. Я даже и не целовалась-то с ним толком. И он меня не целовал всерьез. Так, поцелуйчики в щечку. Да с чего я взяла, что он испытывает ко мне хоть какое-то чувство? Так не бывает, что за один день ты по уши влюбляешься в человека. Так просто не бывает».

И тем не менее она чувствовала, что именно это с ней случилось. Прямо как в кино.

«Ладно, — сказала она себе, — если это любовь, то откуда она возникла? Может быть, всего лишь из-за того, что я беспомощна и слаба, а рядом сильный красивый мужчина, и я ему за это безумно благодарна?» Если это так, то любовь тут ни при чем, это просто чувство благодарности, чувство, которое бесследно улетучится, когда она твердо встанет на ноги.

Однако после долгого размышления она не смогла переубедить себя, что чувство к Макги сильнее простой благодарности. Возможно, все это возникло одновременно — и страсть, и необходимость в твердом плече мужчины.

Все это напоминает спор о том, что появилось раньше — курица или яйцо. Какая разница? Ведь главное — что я чувствую по отношению к этому человеку, а меня действительно неудержимо влечет к нему.

Но сначала надо поправиться, решила она и постаралась переключиться на что-нибудь другое. После ужина она прочитала несколько глав из книги и съела три-четыре шоколадные конфеты. Ночная медсестра, яркая брюнетка, которую звали Тина Сколари, принесла Сюзанне бокал некрепкого эля. Она еще немного почитала и почувствовала себя гораздо лучше. Монотонный стук дождя о стекло прекратился. Медсестра не отказала ей во втором бокале эля. Вечер был довольно-таки приятным. По крайней мере пока.

Медсестра Сколари зашла к ней еще раз в 21.15.

— Вам завтра рано вставать. Предстоит много анализов. — Она дала Сюзанне снотворное, которое ей прописал Макги. Пока Сюзанна запивала лекарство остатками эля, медсестра успела заглянуть за полог к Джессике Зейферт. Вынырнув оттуда, она посоветовала Сюзанне:

— Как только почувствуете сонливость, выключайте свет.

— Конечно, я только дочитаю главу, — кивнула та. — Мне совсем немножко осталось.

— Вам помочь потом дойти до ванной?

— О нет. Я уже справляюсь с этим сама.

— Уверены?

— Да-да.

У дверей медсестра остановилась и щелкнула выключателем дежурного освещения, теперь Сюзанне не придется добираться до него через всю палату. Медсестра также сняла фиксатор, который не позволял двери закрываться днем, и после этого захлопнула ее за собой.

Сюзанна дочитала книгу до конца главы и, опираясь о стену, побрела в ванную комнату. Почистила зубы, вернулась в кровать. В ногах она по-прежнему ощущала слабость и боль, особенно в голенях, но радовало ее то, что она уже могла уверенно ходить, не рискуя свалиться в любую минуту на пол.

Она взбила подушки и привела изголовье кровати в горизонтальное положение. Выключила настольную лампу.

Голубоватый, лунный свет дежурного освещения опять, как и прошлой ночью, превратил полог в мрачное, источающее мертвенный свет сооружение. Сюзанна не могла оторвать от него взгляда, в ней вновь проснулось любопытство и странное беспокойство, возникшее с тех пор, как невидимая миссис Зейферт поселилась в палате.

— Сюзанна...

От неожиданности она едва не слетела с кровати. Затем она села и отбросила в сторону одеяло. Она затаила дыхание, сердце замерло.

— Сюзанна...

Голос был тонкий-тонкий, шелестящий, словно кто-то тронул струны старинного, покрытого пылью инструмента. В нем звучала необъяснимая тревога, от него мороз шел по коже и было жутко, жутко.

— Сюзанна... Сюзанна...

Несмотря на то, что голос был очень тих и как бы надтреснут, он, несомненно, принадлежал существу мужского пола. И еще одно было совершенно ясно — доносился он из-за полога над кроватью Джессики Зейферт.

Сюзанне наконец удалось вздохнуть полной грудью, но ее продолжала бить дрожь. В груди у нее, будто молот, ухало сердце.

— Сюзанна...

Прошлой ночью, услышав тот же голос из-за занавески, она сумела убедить себя, что это было лишь кошмарным сном, и смогла снова уснуть. Но тогда, как она понимала, ей дали слишком большую дозу снотворного, и она не могла понять, звучал ли таинственный голос на самом деле или был частью сна. Но сегодняшней ночью она даже не успела заснуть, снотворное еще не начало действовать. Не могло быть никаких сомнений — она слышит этот голос наяву.

Жалобный зов невидимой печальной сирены вызывал у нее в душе гнетущее, тревожное чувство, доходящее до физической боли. Она боялась этого голоса, она дрожала от страха перед неведомым существом, звавшим ее из-за полога кровати миссис Зейферт, но одновременно необычайная сила притягивала ее к белому пологу, призывала подойти и отдернуть занавес. Сюзанна вцепилась одной рукой в простыню, другой — в перекладину кровати и едва удерживала себя от безумного порыва.

— Сюзанна...

Дрожащей рукой она нащупала выключатель настольной лампы и нажала кнопку. Свет разогнал тени, которые, как ей показалось, с большой неохотой разошлись по углам палаты, словно они были волками, бросившими добычу, уже почти полностью попавшую в их лапы.

Сюзанна впилась глазами в полог соседней кровати и замерла в ожидании.

Ни звука.

Прошло десять секунд. Двадцать. Уже полминуты.

Ничего. Полная тишина.

Наконец, не выдержав, она спросила:

— Кто там?

Ответом было молчание.

Прошло уже больше суток, с тех пор как, вернувшись с прогулки, она обнаружила, что у нее в палате появилась соседка. Миссис Бейкер сказала, что ее зовут Джессика Зейферт, иначе она так и не смогла бы узнать имя той женщины, с которой ей пришлось жить рядом. Минуло больше суток, а она не видела миссис Зейферт даже краешком глаза. Она даже не слышала толком ее голоса, только какое-то невнятное хрипение в ответ на вопрос доктора Макги да какие-то отрывистые всхлипы на обращения к ней медсестер. Окружающие не обходили пациентку вниманием — медсестры и сиделки сновали за занавеску весь день, вынося «утку», принося еду, меряя давление и пульс, давая лекарства, меняя простыни, ободряя ее словами, — но, несмотря на эту суматоху, Сюзанна и понятия не имела о том, что за человек лежит на соседней кровати.

Теперь ее начинало мучить мрачное подозрение, что никакой Джессики Зейферт в кровати за пологом и в помине не было. Там был кто-то другой. Эрнест Харш? Один из его подручных? Или еще кто-то — еще более страшный?