и еще раз. Я вспоминаю про панцирь, который покрывал мое тело в Сфере. Как вызвать его, как использовать камень? Не успеваю подумать, боль раскалывает меня напополам. Почему силоцветы не спасают меня? А мне ведь казалось, что я такая всевластная.

Удары сыплются с трех сторон, пока один не обрушивается мне на голову. И дальше – только тьма.

Призрак

Зачем я сболтнул девчонке, что меня послал ее отец? Сам не понимаю. Но я в долгу перед ним, и лучшего способа вернуть долг не придумать. Он держал свою дочь здесь, чуть ли не взаперти, ничего не рассказывая о силоцветах? Немыслимо! О таком ребенку рассказывают первым делом, ведь нужно учиться, много и усердно. Тренироваться каждый день. Когда дело касается силы камней, нельзя быть слабым.

Возможно, из этой девочки и выйдет толк, если взяться за нее всерьез. Но она чересчур наивна, а порой нелепа.

Пока она, уверен, приходит в себя после нашей утренней тренировки – хотя это была только разминка, я изучаю окрестности: сколько времени у нас есть, пока сюда не прибудут и другие стратумы?

Ящерица наконец привела меня к принцессе Витриции – и вновь погасла. Но чем больше я слежу за принцессой, тем больше понимаю: Проблеск у нее. Тамур тоже хочет заполучить эту великую силу. Вот только я ему не позволю. Не на этот раз, со злобой думаю я.

На моих глазах происходит чудо: принцесса находится в оранжерее одна, меня она не видит, но я прекрасно вижу ее. Мягкие черты лица, легкая грусть в зеленых глазах. Принцесса сидит за небольшим мозаичным столиком и разглядывает увядшее растение, будто думает, с какой стороны к нему подступиться. И вот она касается стебля у самого основания – я вижу легкое свечение, сияние, хотя силоцвета я не замечаю.

Возможно, сила – внутри принцессы.

Ирис

– Смотрите, очухалась! – проносится над головой язвительный голос. Я знаю его обладателя, но в голове так звенит, что я не могу собраться с мыслями.

– Давайте только побыстрее. – Тонкий голосок фрейлины Кассары.

Эта девчонка заманила меня в ловушку. Неужели все из-за того, что я прогнала ее из спальни принца? Не успеваю закончить эту мысль, как снова вижу яркий свет – с моей головы снимают мешок.

– Ну и как? Понравилось, когда тебя избивают в полной темноте? – Передо мной маячат серые туфли, выглядывающие из-под черных плащей. Обвожу взглядом галерею, пытаясь собрать воедино размытые образы, зажмуриваюсь и снова разлепляю глаза. – Чего молчишь, колдунья? Язык проглотила? Следовало отрезать его тебе, а не ей!

Пятна света наконец собираются в силуэты, становятся четче. Я поднимаю голову и вижу перед собой трех послушниц, облаченных в черное. Стара чуть ли не рычит, глядя на меня. Ее длинное лицо искажено, крупные зубы сверкают в оскале. В руке она держит секиру с короткой рукояткой и узорчатым лезвием. От ее вида я моментально прихожу в себя и отползаю назад.

По левую руку от Стары переминается с ноги на ногу Молли. Я никак не ожидала увидеть ее здесь после всего. Но она жива, и от этого на душе немного светлее. Вот только ее глаза: некогда серо-голубые, они стали абсолютно белыми. Взгляд видии устремлен поверх меня, в пустое пространство. Губы шевелятся, и я понимаю, что она выговаривает лишь одно слово, снова и снова: «Ирис, Ирис, Ирис…»

Она не видит, понимаю я.

«…В полной темноте», – проносятся в голове слова Стары. Неужели так обернулась для Молли эта злосчастная ночь? Неужели нам не удалось спасти ее целой и невредимой?

Но, вспомнив ту серебристую тварь, я радуюсь, что Молли в принципе осталась жива.

Справа от Стары возвышается третья видия. Она для меня еще большая неожиданность, поскольку ей не следует покидать Башни Тишины. Но вот она передо мной, как всегда надменная и прекрасная. На невозмутимом, некогда гладком лице пролегли тонкие морщинки, следы пережитой боли, отчаяния, страха. Это Кеззалия.

– Умоляю вас, быстрее, – тараторит фрейлина. – Сестра, сюда могу прийти в любую минуту.

Я перевожу взгляд на девчонку и неожиданно для себя улавливаю на юном лице Кассары знакомые черты. Сестра? Они с Кеззалией сестры? Первая дочь стала видией, ей предрекали судьбу королевы. Младшая дочь – фрейлина принцессы. И игрушка в постели принца.

От всех этих мыслей мне невыносимо плохо.

– Чего вы хотите? – спрашиваю я.

– Избавить королевство от нечистой, – говорит Стара так, словно плюет мне в лицо. – От тебя. Мы давно заметили, какая ты. Не зря твою мать называли колдуньей, ты недалеко от нее ушла. Никто не хотел иметь с тобой дела, никто не хотел касаться этой… заразы. – Стара обводит взглядом девушек. Из-под капюшона выглядывает ее толстая и тусклая, как веревка, коса цвета соломы. Голубые глаза наполняются синевой, будто небо перед бурей. Она поднимает секиру, лезвие ловит солнечный лучик, который беззаботно скользит по нему, будто не зная о скрытой в нем угрозе. – Но ты сама так решила.

– Я? Ничего я не решала, – отвечаю я, сознавая груз своей вины за Кеззалию. Но оправдываться перед видиями я не собираюсь.

– Ты влезла в наши жизни, исковеркала их. Ты лишила Кеззалию языка и заперла в Башне!

Я не в силах посмотреть на новую Безмолвную. Нет, я должна. Должна увидеть то, что сотворила. И я поднимаю голову и смотрю. Глубоко в лазурных глазах Кеззалии притаился страх. Она боится меня. Они все боятся меня. И поэтому хотят избавиться.

– Ты убивала видий и прятала их тела! – продолжает плеваться ядом Стара. – Ты не могла смириться с тем, что не станешь королевой, да? Ты змеей проползла в кровать Марциана. А Молли. Посмотри, что ты сделала с ней! Она вернулась в келью в таком виде, ослепшая и рыдающая, в синяках, с твоим именем, запекшимся вместе с кровью на устах. И ты говоришь, что ты ни при чем?

Мне так тяжело, что не вздохнуть. Как доказать девушкам, что я не виновата? И почему я всегда должна что-то кому-то доказывать?

– Молли, – позвала я. – Молли, ты ведь знаешь, что это не так.

Я не понимаю, как мне призвать силы камней, столь отзывчивые прежде. Но почему они молчат сейчас, когда это так нужно, когда от этого зависит моя жизнь?

А ведь я только немного поверила, что могу быть сильной.

– Я бы очень хотела показать вам, вот только не знаю как… – шепотом произношу я.

Если бы девушки увидели, что мучило меня все эти годы, может, они поняли бы? Все тело болит от