В 1932 году в структуре Главного управления строительства Дальнего Севера (Дальстроя) была создана Особая северо-восточная полярная экспедиция Наркомвода. Кроме «Индигирки» в разные годы в ее составе состояли: грузо–пассажирские пароходы «Анадырь», «Колыма», «Красный партизан», «Микоян», «Север», «Ставрополь», «Сучан», «Томск», «Урицкий», ледокол «Казак Хабаров», ледорез «Литке» и парусно–моторная шхуна «Темп». По планам Дальстроя особая экспедиция обслуживала приморские лагеря ГУЛАГа, перевозила людей и грузы из Владивостока и Ванино на Колыму и в устье Лены для развития местной «промышленности». Иногда за одну навигацию они не успевали пройти до Лены и вернуться обратно, в этом случае зимовали во льдах. Документы, касающиеся деятельности Особой экспедиции, до последнего времени хранились в закрытых фондах ЦА ФСБ. И возможно, что там когда‑либо найдутся сведения и о затонувшем пароходе. Но к челюскинской эпопее они вряд ли имеют отношение. Выходит — попали в «тупик»? Однако попробуем зайти с иной стороны.

Для этого пришлось порыться в в различных российских архивах: от Центрального государственного архива народного хозяйства до архивов Мурманского и Архангельского морских пароходств. И вот что здесь удалось отыскать.

В 1933 году для Совторгфлота «Burmeister and Wain, Copenhagen» построила 2 судна–рефрижератора, 2 грузовых судна и 1 пароход, предназначенный для плавания в арктических морях (the ice breaking type)—это была «Лена». В соответствии с регистрационным журналом Lloyd Register за 1933—1934 годы, пароход «Лена» имел характеристики «+100 А1 strengthened for navigation in ice», которые прямо указывали на то, что он был построен для специального торгового мореплавания под надзором и по правилам Ллойда с усилением для навигации во льдах. После переименования в «Челюскин» в регистре была сделана новая запись под номером 39034, но все основные характеристики были повторены.

В ведомости погибших судов регистра Ллойда «Челюскин» за вышеназванным регистрационным номером занесен с указанием следующей причины гибели: «Разрушен льдами на северном побережье Сибири 13 февраля 1934 г.». Других записей, относящихся к этому периоду, в регистре нет. Но главное!

В 1933 году других пароходов для ледового плавания фирма не строила, не строила она их и позднее. Правда, среди прочих, построенных тогда, был пароход «Sonja», внешне напоминающий «Лену». Но при строительстве здесь не применялось ледовые подкрепления, а следовательно, для плавания среди льдов «Sonja» не предназначалась. Новая передача судов советской стороне произошла только в 1936 году, когда «Burmeister and Wain» построила для СССР 3 судна–лесовоза.

Особый интерес представляет вопрос о координатах гибели «Челюскина». Казалось бы, ответ на этот вопрос должен был быть ясен. Эти координаты были занесены в судовой журнал, сообщены на Большую землю для обеспечения скорейшего поиска и спасения людей с льдины и стали известны каждому экипажу самолета, участвовавшему в спасении полярников.

Однако в августе 2004 года экспедиция по поиску «Челюскина» с борта научного судна «Академик Лаврентьев» закончилась неудачей. А ведь за исходные данные была взята запись в штурманском журнале от 18 февраля 1934 года. Именно эти данные руководитель экспедиции Отто Шмидт сообщил в последней радиограмме с борта погибающего «Челюскина». Затем были проверены все известные в архивах координаты, оставленные экспедициями 1974 и 1979 годов. И здесь поисковиков–исследователей ждали неудачи. Раздосадованный руководитель экспедиции Алексей Михайлов заявил, что причиной неудачи является фальсификация данных о месте гибели парохода. Естественно, возник вопрос: «По каким причинам произошло засекречивание или искажение информации в открытой печати о координатах гибели «Челюскина»?» Но ответ на него сложно найти даже в наши дни.

Координаты, приведенные известным советским полярным исследователем и историком Владимиром Визе, нам уже известны. В газете «Los‑Angeles Times» от 12 апреля 1934 года были приведены координаты. 68 градусов 20 минут северной широты и 173 градуса 04 минуты западной долготы. В навигационных картах Дальневосточного морского пароходства отмечено, что «Челюскин» затонул в координатах 68 градусов 17 минут северной широты и 172 градуса 50 минут западной долготы.

Если эти точки нанести на навигационную карту и проложить по ним линию, то несложно определить, что между крайними точками —расстояние в… 11 морских миль или около 20 километров в направлении 115 градусов. Средняя из них — это точка, указанная В. Визе, находится в 64 милях от мыса Ванкарем, рядом с которым расположен поселок с таким же названием. Досаду Алексея Михайлова можно понять, ведь поисковые возможности современных исследовательских судов реально позволяли за несколько суток неоднократно осмотреть район предполагаемого залегания «Челюскина» и найти местоположение затонувшего судна. Тем более что 15–ю годами ранее, в сентябре 1989 года, легендарное судно, лежащим на глубине 50 метров, уже нашло советское гидрографическое судно «Дмитрий Лаптев», имевшее современные системы спутниковой навигации. Эта находка практически подтвердила точку с координатами, указанными В. Визе Однако и в 2004 году затонувшее судно найти не удалось.

Через два года, в 2006 году, в российских СМИ появилась информация, что «Челюскин» найден. Более того, кое‑кто из «приближенных» к этому поиску поспешил заявить, что одну из поднятых с него металлических деталей подарит верфи «Burmeister and Wain, Copenhagen», где была построена «Лена» («Челюскин»). И только известный полярный исследователь Герой РФ Артур Чилингаров, вероятно получивший какую‑то свою, отличную от озвученной информацию, предложил не спешить с выводами. И, скорее всего, оказался прав.

Но ведь иных транспортов в этом районе СССР не терял, так может, версия о существовании «Пижмы» (или парохода под иным именем) не является литературным вымыслом? А ведь этот «призрачный» пароход мог следовать, допустим, в Чаунскую губу, не с запада, а с востока. А может действительно некое судно шло оттуда? Дело в том, что до похода «Сибирякова» в 1932 году снабжение спецстроек до Лены включительно проводилось со стороны Тихого океана, так как пролив Вилькицкого считался непроходимым для неледовых судов.

Начало восточноленским операциям в 1927 году положило плавание парохода «Колыма» (капитан П. Миловзоров). После неудач, постигших «Колыму» в следующем году, временно (до 1936 года) прекратили плавания из Владивостока в Лену. Но продолжались колымские экспедиции, перевозившие грузы и людей для нужд треста «Дальстрой» и Северо–Восточных (Колымских) лагерей.

Эти суда сопровождал (и зимовал с кораблями первой из них, 1932 года) ледорез «Литке», на помощь которого очень рассчитывали инициаторы экспедиции на «Челюскине». Между тем суда Северо–Восточной полярной экспедиции Наркомвода в 1932 году под проводкой «Литке» с трудом дошли до бухты Амбарчик, доставив туда заключенных для строительства перевалочного порта и грузы для колымских приисков «Дальстроя». В Амбарчике они встретились с «Сибиряковым», который привел из Тикси 2 речных парохода и несколько барж для того же «Дальстроя». Впервые в истории полярного судоходства в восточном секторе Арктики находилось столько судов, а помочь им мог только ледорез, который самоотверженно и делал свое дело, получая все новые повреждения. Из обмена радиограммами с «Литке», ведущим 3 судна особых экспедиций в ста милях восточнее, у мыса Шелагского, капитан Воронин первым на борту «Челюскина» понял, что на помощь «Литке» рассчитывать не приходится. Все их плавания проходили в крайне тяжелых условиях. Так, Эрнст Кренкель в своей книге «RAEM — мои позывные» рассказывает, что «в той же Колючинской губе увязли во льдах пароходы «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт». У мыса Биллингса стали на зимовку три парохода колымской экспедиции». А Владимир Визе вторил ему: «В том же году (1933)… пароходам «Север» (совершившему еще рейс в устье Лены) и «Анадырь» пришлось зазимовать вторично, на этот раз недалеко от мыса Биллингса. Их положение усугублялось тем, что на «Хабаровске» и «Анадыре» находилось 168 пассажиров, причем большая часть из них числилась, как «пассажиры Дальсгроя», то есть были вывозимыми из Амбарчика заключенными. И совсем уж критическим положение делало то, что более половины пассажиров были больны цингой, а на кораблях не было достаточных запасов продовольствия и теплой одежды.