Они услышали приглушенный удар по наружной части кухонной двери. Трис встал и сказал:

– Должно быть, это наш ужин. Он открыл дверь и поднял со ступеньки завернутый в газету сверток.

– Ужин? – спросила Гейл.

– Точно.

Трис положил сверток на прилавок и развернул его. Внутри, все еще влажная и блестящая, лежала двухфутовая барракуда.

– Вот это красотка, – сказал он.

Гейл взглянула на рыбу, вспомнила барракуду, которая патрулировала риф и смотрела на нее с меланхолической угрозой, и в ее желудке что-то перевернулось.

– Вы едите такие вещи?

– А почему бы и нет?

– Я думал, они ядовиты, – сказал Сандерс.

– Вы имеете в виду сигватеру?

– Я не знаю, что это такое.

– Нейротоксин, жуткая гадость. Никто не знает о нем толком, но от него становится чертовски плохо и время от времени теряешь сознание.

– В барракудах он содержится?

– Немного, но этим барракуда ничем не отличается примерно от трехсот других видов рыб. На Багамах бросают серебряную монету в кастрюлю, в которой варится барракуда. Они считают, если монета чернеет, то рыба ядовита. Но здесь, в цивилизованном мире, мы располагаем куда более научным тестом. – Трис поднял рыбу, вытянул правую руку и измерил длину рыбы. – Мы говорим: если больше всей руки, шансы сдохнуть велики. У меня осталась свободной вся ладонь, так что, очевидно, мы в безопасности.

– Большое утешение, – сказала Гейл.

– Поверьте, это не так глупо, как звучит. Сигватоксин чаще всего находят в больших рыбах, а чем больше рыба, тем больше этого вещества она должна абсорбировать. Можно подсчитать, что от такой малышки, как эта, если даже она токсична, есть шанс отделаться небольшими болями в животе.

Трис открыл ящик и вынул длинный рыбный нож и точильный камень.

– Не пугайтесь, – сказал он, плюнул на камень и стал тереть тонкое лезвие кругообразными движениями в слое слюны. – Я питаюсь подобными животными вот уже большую часть последних сорока лет, и до сих пор меня ничто не проняло.

Быстрыми, уверенными движениями он начал разделывать рыбу. Серебристые чешуйки слетали с ножа и, кружась, падали на пол.

– Откуда она появилась? – спросил Сандерс.

– С рифа, я полагаю.

– Нет, я имею в виду, как она сюда попала? Никогда не слышал, чтобы рыба заворачивалась в газету и ложилась на ступени, предоставляя себя в ваше распоряжение. – Сандерса явно развеселила собственная шутка.

– Кто-то принес ее. Здесь есть такой обычай. Человек, поймавший рыбин больше, чем ему нужно, проходя мимо дома, может оставить одну на крыльце.

– Это то, о чем вы упоминали прежде? Забота о хранителе маяка? – сказала Гейл.

– Нет, на самом деле. – Трис перевернул барракуду и стал чистить другую сторону. – Мы заботились обо всех из своего клана. Мать малыша заболевает – соседи их кормят и заботятся о них. Даже если... – Казалось, он не решается продолжать. – Они знают, что у меня нет времени заниматься рыбной ловлей и готовить еду для себя, поэтому оставляют мне понемногу. – Двумя последними точными движениями он отсек рыбе голову и хвост и выбросил хвост в мусорное ведро, – Хотите голову?

Дэвид и Гейл отрицательно замотали головами, с нескрываемым отвращением глядя на то, как Трис протыкает рыбий глаз острым концом ножа.

– Это не так уж плохо, если у вас нет ничего другого, – сказал Трис, бросая голову в мусорное ведро. – Но у этой красотки великолепный скелет.

Он разрезал живот барракуды от хвоста до горла и вытащил внутренности. Затем перевернул рыбу и сделал надрез вдоль хребта. Целая половина рыбы освободилась от костей.

– Можете разогреть мне немного масла, – сказал он Гейл.

– Какого масла?

– Оливкового. Оно там, за горелкой. Вылейте половину бутылки на сковороду и разогрейте.

Трис разделил каждое филе пополам и бросил куски на сковороду с горячим маслом, где они зашкворчали, покрылись пузырями и быстро превратились из беловато-серых в золотистые.

Гейл сделала простой салат – бермудский лук с латуком – и спросила Триса, где хранятся соусы.

– Здесь, – сказал он, протянув ей бутылку без наклейки.

– Что это?

– Они говорят, вино. Я не знаю, что в ней, но его употребляют почти всюду: в салаты, печенье, просто в желудок. Однако не надо им злоупотреблять. Может сильно разболеться голова.

Гейл налила дюйм жидкости в стакан и выпила. Оно было горьковатым, как вермут.

Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда они сели ужинать, и лучи розового света, отражаясь от облаков, проникли в окно и заливали кухню теплым, мягким сиянием.

Трис заметил, что Гейл возит по тарелке свою порцию, не испытывая желания ее отведать.

– Я рискну, – сказал он, улыбаясь. – Если она ядовита, вы узнаете об этом через несколько секунд. Одного парня сволокли в госпиталь, когда отравленный кусочек рыбы был у него еще в желудке.

Трис не стал пользоваться вилкой, а просто отломил большой кусок барракуды пальцами и положил его в рот. Он наклонил голову, изображая страх перед возможными судорогами.

– Нет, – сказал он. – Чиста, как воскресная сорочка.

Сандерсы принялись за рыбу. Она была восхитительна, влажная и рассыпчатая, в хрустящей поджаристой корочке.

В половине десятого Трис зевнул и объявил:

– Время заканчивать ужин. Мы хотели встать рано. Я должен залить горючее в компрессор на лодке и показать вам, как работает воздушный насос. Когда-нибудь пользовались Деско?

– Нет, – ответил Сандерс.

– Тогда надо вам попрактиковаться. Там нет ничего особенно хитрого, как только вы научитесь следить за воздушным шлангом. Если он запутается или перегнется, вам покажется, что чудовище с глубины двадцать тысяч футов схватило вас за глотку.

– Мы не будем нырять с баллонами? – спросила Гейл.

– Прихватим несколько, на всякий случай. Еще одно: мы должны наполнить их утром. Этот компрессор, там позади, жутко шумный. Но вы должны попробовать Деско. У вас никогда не кончится запас воздуха в баллоне, пока есть горючее в компрессоре. Если вы будете пользоваться баллоном в течение пяти часов, то можете подумать, что поцеловались с колючей грушей. Загубник начинает довольно скоро причинять боль.

– А на Деско нет загубника?

– Нет. Это маска на все лицо. Вы можете разговаривать с собой обо всем, о чем угодно, петь, выступать с речами, позволять себе королевские вольности.

Около десяти часов они уже были в кроватях. Ветер свистел снаружи, набирая силу над морем и утихая в скалах.