— Я буду продолжать борьбу и еще схвачу Адольфа за глотку! Он заплатит за это унижение!

Черчилль не рыкнул львом, что красовался на коронном гербе, а скорее прошипел коброй. Он прекрасно понимал, что ничего сделать уже не сможет. И его имя, потомка славных герцогов Мальборо, войдет в историю страны рядом с именем несчастного короля Гарольда.

Вот только погибать напрасно, защищая с винтовкой в руках лондонские баррикады, сэр Уинстон не желал категорически — его жизнь еще потребуется Англии, которой он и послужит, и приведет к триумфу.

Злая судьба посмеялась — все надежды пошли прахом!

Осенние сентябрьские шторма оказались слишком слабы. Их бы хватило на те мелкие лоханки, что англичане топили десятками и сотнями. Теперь за них это сделали морские волны, но…

Запоздалая оказалась помощь погоды — проклятые «боши» захватили на побережье порты и смогли приводить туда большие транспорты, которым шторма не являлись такой серьезной преградой, как баржам, понтонам и катерам. Если бы Королевские ВВС продержались хоть на пять дней больше, то помощь из США и пилоты прибыли бы вовремя. Тогда немцы не смогли бы захватить аэродромы или ввести их в действие до штормов, а там…

Слишком много этих самых «если» получается, и странно то, что все случайности пошли на пользу Гитлеру, будто тот их подгадывал, а не Британии. Бомбежка Берлина должна была вызвать налеты на Лондон, но этого не произошло. Наоборот, даже пресса нейтральных стран, несмотря на все давление Форин-оффис, осудила действия РАФ, приведшие к жертвам мирного населения. Что же говорить о яростных обличениях доктора Геббельса, который, как показалось Черчиллю, словно поджидал эти ночные бомбардировки как манну небесную!

Нужный эффект не был достигнут, а потому настойчивые попытки вовлечь в войну США оказались бесплодными. Сформировать нужное общественное мнение оказалось непосильной задачей, ибо позиции изоляционистов, проирландского и прогерманского лобби оказались прочнее, чем виделось на первый взгляд.

И, хуже того, именно американцы уже начали дележ наследия своей бывшей метрополии, баз в обмен на эсминцы им оказалось мало, они только раззадорили чудовищный аппетит заокеанской державы.

Париж

— Такого в моей жизни я еще не видел. — Старый маршал тяжело поднялся с кресла — все же давным-давно разменял девятый десяток. — Прямо уподобились валахам, для тех привычное дело из лагеря в лагерь переходить. И мы туда же!

Анри Филипп Петен вздохнул, глядя в окно президентского дворца на поднимающийся шпиль знаменитой Эйфелевой башни. А ведь он хорошо помнит те почти забытые людьми времена, когда этого решетчато-ажурного-сооружения не имелось и в помине, а все французы, как один, жаждали реванша за отторжение пруссаками Эльзаса и Лотарингии.

Победа пришла через три десятка лет, и провинции снова вернулись в лоно Франции, хотя цена была взята кошмарными потоками пролитой на полях сражений крови.

И вот новая война, в которой его страна, воюя с немцами один на один, потерпела столь же жуткое поражение, даже катастрофа произошла в одном и том же месте — под Седаном. Он не воевал тогда, слишком молодым еще был, но на всю жизнь запомнил вражеских улан в островерхих касках, что с высокомерием на лицах рассматривали Париж и весело переговаривались на лающем языке.

Но то, что произошло после заключения перемирия, ошеломило старого вояку ничуть не меньше, чем внезапный, а оттого устрашающий разгром, что устроили «боши» наследникам славы Марны и Вердена.

Предложения, сделанные Гитлером в Компьене французской делегации, были настолько невероятными, что Петен в них поначалу не поверил. Но не может же враг быть настолько великодушным?!

Так просто не бывает!

Но удивление прошло, уступив место признательности, чувству, которое зачастую неведомо политикам, но военным близко. И то, что те условия немцами строго придерживались, без малейшего желания принести себе наибольшую выгоду из победы, несколько рассеяли недоверие и подтопили лед вражды между народами.

И самую большую и неожиданную роль в укреплении взаимоотношений сыграла Британия! Да-да, именно англичане, устроив беспощадное избиение французского флота в алжирских портах, вызвали всплеск оскорбленного самосознания.

И это варварство, без объявления войны, коварно и подло, что свойственно англичанам, совершили так называемые союзники. Недовольство, а потом и ненависть к высокомерным джентльменам приняли широкий размах. Народ не понимал, зачем британцам нужно было истребить тысячи французских моряков, особенно после действительно великодушных германских предложений, которых никто не мог представить даже в самом остром приступе маниакального пацифизма и всемирного гуманизма.

И перед всеми истинными патриотами моментально встал вопрос: так кто же истинный враг и погубитель Франции?!

Немцы, которые не воспользовались плодами победы, или англичане, что стали рвать побежденного союзника на части, прибирая к рукам его наследие?!

Берлин

— Милый Шпеер, я познакомился с результатами вашей деятельности на посту рейхсминистра по делам вооружений и доволен достигнутыми результатами!

Андрей говорил правду, ничуть ни кривя душою, а искренне радуясь, что сам отобрал столь нужного и преданного человека, не боящегося с ним спорить и доказывать свою правоту.

Молодой архитектор оказался просто дьявольски сообразительным — вот оно, преимущество инженерного образования, математического мышления и строительной смекалки. Да еще совершил невероятный подвиг, хотя и оттоптал многим чинушам любимые мозоли, наведя порядок в военно-технических свершениях Третьего рейха.

Одним из первых накрылось изготовление чудовищного монстра — огромной пушки калибра 800 мм, под чудным названием «Дора». Какая моча ударила настоящему Гитлеру в мозги, что приказал создать на многие миллионы марок это уродство, абсолютно ненужное?

С любой задачей, что могла совершить эта пушка, выбрасывая одним выстрелом труд сотен рабочих, легко бы справился «лаптежник» — тихоходный пикировщик Ю-87. А стоимость и сравнивать бесполезно, это как настоящий, навороченный всеми прибамбасами «600-й» «мерин» охреневшего от шальных денег «нового русского» рядом с детским пластмассовым автомобилем замызганного мальчика из трущоб, с мелкими выплавленными буквами «маде ин чина».

И пошло, и поехало — под «реформаторский нож» пошли мощные пушки на железнодорожном ходу, строительство бетонных укреплений и береговых батарей, проектирование чудовищных суперлинкоров и прочие «большие игрушки» для маленьких генералов и адмиралов.

Не наигрались, дяденьки, растратчики бюджета! А еще пеняют на традиционную русскую расхлябанность и вороватое чиновничество!

В конце концов Шпеер добрался до СС — к великому изумлению Андрея, оказалось, что данная организация «сосала» бюджет Германии со скоростью мощного пылесоса. Причем львиная доля марок, с доход не совсем маленькой европейской страны, уходила на таинственную работу загадочного института «Аненербе», или «Наследия предков».