– Так, может, он писал, вы просто не знаете, – ляпнул зачем-то Джек.

– Ах нет, – возразила ему мисс Блэкни, – тетушка бы не преминула тыкнуть меня этим в лицо. Я для нее как кость в горле... Опозорившаяся девица. Бельмо на репутации семейства Риверстон. По ее мнению, меня ждет озеро огненное и клеймо развратницы, выжженное прямо на моем лбу.

Джеку жутко захотелось узнать, любит ли она по-прежнему своего незадачливого кавалера или же чувства сошли на нет вместе с трехдневным пленом в доме собственного кузена и разлукой с предметом своего чувства. Вот только спросить он не осмеливался...

– Поверишь ли, сейчас я и сама не понимаю, что побудило меня решиться на этот нелепейший побег с Берроузом, – продолжала между тем мисс Блэкни. – Мне казалось, мы уплывем на его корабле – на его военном корабле! – воскликнула она так, словно глупее ничего в жизни не слыхала, – и будем вести жизнь вольных «пиратов», путешествуя по всему миру. Можно ли вообразить нечто нелепее этого? – И сама же ответила: – Вот видишь, Джек, какой глупышкой я была когда-то. Маленькая, романтичная Аманда Блэкни... Сейчас я как будто бы на сто лет старше, и мне уже не семнадцать, а все сто семнадцать с маленьким хвостиком.

Из ее речи Джек вычленил только одно: эта девушка в белом платье и с гипнотическими карими глазами старше его на целый год, и это обстоятельство еще одним весомым камушком упало на чашу их кажущейся несовместимости. О непреодолимой разнице в их сословной иерархии Джек постарался благополучно запамятовать...

В этот момент его собеседница заметила наблюдающий за ними с приоткрытого портрета взгляд строгого мужчины и мальчика.

– Ох, он как будто наблюдает за нами, – проговорила она, поежившись и отведя взгляд от портрета. – Жуткое ощущение. Давай спустимся вниз, нас, должно быть, скоро позовут к ужину. Не хочу волновать Анну понапрасну... И улыбнулась: – Тетушка оставила меня ей на поруки, наказав помогать подруге в тяжелых обстоятельствах. Только от меня, как видишь, толку немного... Сижу на чердаке и жалуюсь тебе на свою горькую участь, а ведь тебе, верно, еще тяжелее пришлось... Твоя сестра... я слышала об этом...

В этот момент голос горничной окликнул Джека со стороны лестницы.

– Джек Огден, если не желаете остаться голодным, то вам лучше бы спуститься вниз и перестать распугивать пауков на этом мрачном чердаке с привидениями!

– Уже иду! – отозвался он на этот призыв, и, когда башмаки девушки, застучали по лестнице в обратном направлении, они с мисс Блэкни выскользнули наружу и разошлись в противоположных направлениях.

– А вот и наш пропавший мальчик! – поприветствовала Джека старушка с испещренным морщинами лицом. Он смутно припомнил, что видел ее в детской, когда они с мисс Блэкни пытались занять игрой мастера Гарри...

Нянюшка Грейс – древняя, как сами стены Чендлер-менора.

– Я как бы и не пропадал... – в смущении замялся паренек. – Я так... не хотел мельтешить под ногами...

Глаза старой женщины, хоть и подернутые поволокой старости, глядели озорно, многозначительно, как будто бы высверливая знания о человеке из самых глубин его сердца. Под этим взглядом Джек совсем стушевался – к счастью, вопрос миссис Пэм, кухарки, отвлек доморощенного оракула в лице нянюшки Грейс от его персоны:

– Так вы, матушка Бриггс, будете с нами ужинать или как?

– С вами, милая, с вами, – отозвалась та, враз помрачнев. – Эта новая гувернантка, мисс Ховард, будь она трижды неладна, упросила меня, оставить их с детьми отужинать в одиночестве, – и без того скуксившееся лицо нянюшки Бриггс сморщилось еще больше. – Считай, выставила меня за дверь детской, словно нашкодившее дитя... Говорит, мол, ей надо наладить с воспитанниками более тесные взаимоотношения, и сделать это непросто, если их старая нянюшка путается у нее под ногами.

– Так и сказала? – всплеснула руками удивленная женщина.

Старуха передернулась всем телом.

– Смысл был именно таков, моя милая. Я достаточно стара, чтобы научиться читать между строк...

Кухня постепенно наполнилась людьми, и, прочитав короткую молитву, слуги приступили к трапезе. Джек, ощущающий себя крайне неловко, оказался зажат между все той же старой нянюшкой Бриггс и лакеем Сэмюэлем, парнем с большим самомнением. Оно выдавалось прямо из его вечно вздернутого подбородка и излишне длинного носа с легкой вмятиной посередине... Казалось, железный штырь, данный ему природой вместо позвоночника, не был предусмотрен для сгибания ни в одном из отделов его идеально ровной спины. Джек безуспешно распрямлял плечи, подстраиваясь под этот безупречный образчик, да только ничего у него так и не вышло, он лишь развеселил нянюшку Бригг, неожиданно хлопнувшую его плечу:

– Ты напомнил мне нашего хозяина, мальчик, – сказала она. – Мастера Джона – да смилуется над ним Господь! Я ведь его еще вот таким на руках держала, – она развела ладони на фута два, не больше, – ох и орущим же он был младенчиком, спасу от него никому не было. Повитуха, призванная принять роды у миссис Чендлер, еще, намаявшись с ним в материнской утробе (младенчик никак не желал выходить, крутился, аки детская юла), так и сказала, хлопая его по гладкой попке: «Козлик ты мой неугомонный! – да как в воду глядела. Таким мастер Джон и рос: неугомонным, резвым, вечно скачущим по дому вприпрыжку... – Старуха расчувствовалась, припоминая былое, черты ее лица разгладились: – Никогда он не ходил спокойно, – улыбнулась она, – все скакал и скакал, а серебряные волосенки так и вились вокруг его головы. – Теперь она глянула на растрепанную шевелюру Джека и даже вздохнула: – Нелегкая ему досталась судьбинушка, мастеру Джону-то, – продолжила она уже без улыбки: – Отец его оказался человеком бессовестным – да простит меня Господь за эти слова! – прокутил семейное состояние за карточным столом да в компании неугодных женщин – так с горя и застрелился, оставив молодую жену вдовой, а сына – сиротой без гроша за душой.

Весь стол притих, вслушиваясь в рассказ старой женщины, и та снова вздохнула:

– Тяжкое это было время, ох, тяжкое, скажу я вам: миссис Чендлер оказалась запертой в этом доме вместе с нелюдимым и чрезмерно строгим свекром... Давешний хозяин был не чета нынешнему: мотовство и самоубийство сына глубоко ранили его, и он считал, что бедная женщина косвенно виновата в случившемся. Не образумила мужа, не удержала от дурного влияния... Ох и лютовал он на нее, бывало – бедняжка чахла день ото дня. Пока однажды так и не поднялась после особенно затяжной простуды... Доктор сказал, силы оставили ее, организм не желал бороться с хворью. Думаю, недоедание и тоска сделали свое дело, подточили и без того хрупкое здоровье. Так мальчик и остался круглым сиротой... – печально выдохнула нянюшка.

Джек подумал тогда, что, верно, портрет мистера Чендлера-старшего они с мисс Блэкни и видели сегодня на чердаке, его и его внука Джона, нынешнего хозяина поместья. А нянюшка между тем продолжала:

– Мальчику тогда лет двенадцать было или чуток больше, не скажу точно – много воды утекло с тех пор – и все-то он говаривал мне, бывало: «Вырасту, нянюшка, – снова богатым стану. Дом заново отстрою – никому не позволю над собой измываться», – рассказчица улыбнулась. – И ведь все так и случилось: и дом отстроил, и уважение местных заслужил, и семью вот какую чудесную заимел...