Отличившийся на фронтах Первой мировой войны, удостоенный ордена Святого Георгия и золотого георгиевского оружия, генерал-майор Александр Свечин добровольно переходит на сторону большевиков и прилагает немало усилий при формировании новой Красной армии.

В 20-х годах, отстраненный от командных постов, он сосредоточивается на военно-теоретических трудах и быстро становится ведущим военным теоретиком РККА. А его труды «Стратегия» и «Эволюция военного искусства» стали классическими. В 1937 году выходит последняя теоретическая работа комдива Свечина — «Стратегия XX века на первом этапе: Планирование войны и операций на суше и на море в 1904—1905 гг.», посвященная анализу Русско-японской войны и причин поражения России. Возможно, обратиться к этой теме автора побудило новое обострение отношений между СССР и Японией, приведшее в конечном итоге к вооруженным конфликтам 1938—1939 годов.

В том же 1937 году комдив Свечин будет арестован в третий и последний раз. 29 июля 1938 года в составе группы высших командиров РККА, среди которых были как бывшие офицеры, так и выдвиженцы времен Гражданской войны, Александр Андреевич Свечин был расстрелян чекистами.

Его последняя работа долгое время была недоступна для исследователей, более того, мало кто знал о ее существовании. Переиздана она была лишь в 2003 году в сборнике работ А.А. Свечина, посвященных японской тематике[21].

Какой же ответ дала на вопрос о причинах поражения России в Русско-японской войне русская военная мысль?

Начиная с XVIII века Российская империя в составе своих вооруженных сил имела не только сухопутную армию, но и военно-морской флот. Впрочем, говорить «в составе вооруженных сил» было бы не верно, ибо самого понятия «вооруженные силы» как объединяющего для всех видов военных формирований государства тогда не существовало. Еще Петр Великий сравнивал армию и флот с двумя руками, что отражало не только значение этих структур для империи, но и их независимый статус. В начале XX века армия подчинялась военному министру и Генеральному штабу, флот — морскому министру и Главному морскому штабу. Какой-либо общей структуры вроде советского Генерального штаба вооруженных сил или американского Объединенного комитета начальников штабов не существовало. Объединяющим являлось лишь высшее звено — государь император. Все остальное было различным от униформы и продуктового довольствия (матросов кормили заметно лучше, чем солдат) до представлений о стратегических принципах.

В войнах XVIII века эта разобщенность почти не проявлялась. Главной силой империи оставалась сухопутная армия, а флот либо оказывал ей поддержку во время приморских операций, либо выполнял самостоятельные походы, не требующие взаимодействия с армией. Например, во время Русско-турецкой войны 1768—1774 годов правительство Екатерины II направило в Средиземное море эскадру под общим командованием графа Алексея Орлова. Эскадра одержала победу над турецким флотом в сражении при Чесме, содействовала восстанию христианских подданных султана, в общем и целом способствовала отвлечению внимания турецкого командования от главного театра военных действий в Северном Причерноморье. Но при этом никакой оперативной связи между действиями Орлова и русских армий не существовало,

Не было взаимодействия и между русско-турецкой эскадрой адмирала Ушакова и армией фельдмаршала Суворова, хотя они действовали в одном регионе.

В XIX веке ситуация оставалась неизменной. К середине столетия политика императора Николая I, направленная на развитие военно-морского флота, принесла свои плоды. Флот из пасынка империи превратился в реальную боевую машину. Крымская война должна была бы поставить вопрос о необходимости взаимодействия армии и флота. Должна была, но не поставила. Российский флот, опасаясь технического превосходства союзных флотов, предпочел отсиживаться в гаванях, а когда (в Севастополе) это стало невозможным — фактически влился в состав сухопутного гарнизона города.

Во время следующей Русско-турецкой войны (1877—1878 годов) Черноморский флот был настолько слаб, что возможность его самостоятельных действий даже не рассматривалась. Все действия флота были направлены на возможное содействие сухопутной армии, и не более того. Последнее отчасти объясняет причины отношения к флоту многих армейских генералов, получивших боевое крещение именно в этой войне.

К началу XX века ситуация разительно изменилась. Усилия императора Александра III и Николая II, развитие отечественной промышленности вновь превратили русский военно-морской флот в грозную силу. В это время по размерам и мощи военно-морских вооружений Россия занимает третье место среди мировых держав, уступая только «владычице морей» Великобритании и Франции.

Для российского военно-морского флота Дальний Восток был одним из приоритетных районов. Здесь в составе Первой эскадры Тихого океана были собраны лучшие корабли. Сама эскадра по уровню организации и боевой подготовки являлась наиболее мощным соединением в составе флота.

Для военного руководства приоритетным являлось европейское направление. Военный союз с Францией, заключенный в 1891 году, прочно овладел умами российских генштабистов. Размещенным на европейских границах империи войскам уделялось особое внимание, именно они в первую очередь получали самое совершенное вооружение и технику. На необходимость отвлечения ресурсов для нужд Дальнего Востока господа генералы смотрели как на досадную помеху и всячески пытались этого избежать.

У российской флота был мощный союзник — Министерство финансов Российской империи. Его руководство видело существенные выгоды в развитии отечественной торговли со странами Дальнего Востока и, говоря современным языком, Азиатско-Тихоокеанского региона в целом. Именно поэтому Транссибирская железная дорога прошла по территории Китая, где был арендован Квантунский полуостров, были построены торговый порт Дальний и военный Порт-Артур).

Строительство незамерзающего торгового флота Министерство финансов вело самостоятельно, но для укрепления Порт-Артура ему пришлось вступить во взаимодействие с Военным ведомством, и тут прозвучал первый звоночек будущей тревоги. Первоначально планировалось построить сухопутные укрепления крепости на рубеже Волчьих гор, т. е. на расстоянии 8 верст от окраин города и 10—12 верст от гавани, что надежно защищало последнюю от обстрела осадными орудиями. Однако этот проект показался слишком дорогим даже Минфину. В итоге был составлен другой, компромиссный. Его линия фортов не доходила до Волчьих гор, а шла примерно в 4 1/2 версты от окраин города, но линии Дагушань — Драконов хребет — Пан-луншан — Угловые горы — Высокая гора и высота Белый волк. Эта линия сухопутной обороны соответствовала требованиям прикрытия ядра крепости от бомбардирования, но имела протяжение около 70 километров и требовала 70-тысячного гарнизона и 528 орудий сухопутного вооружения, не считая вооружения берегового и резервного.

Межведомственное совещание, на рассмотрение которого попал этот проект, стремясь к возможной экономии расходов на Квантун как людьми, так и деньгами, высказалось против проекта, и последний одобрен не был. При этом высказано было пожелание, чтобы вообще гарнизон Квантуна не превышал наличного тогда там числа штыков и сабель, а именно 11300 человек, дабы «организация охраны полуострова не являлась чрезмерно дорогой и опасной в политическом отношении». Иными словами, генералы категорически отказались перебрасывать на Дальний Восток значительные военные силы, а также выделять вооружение для строительства полноценной крепости.