Караваны с оружием под охраной отрядов кочевников (прежде всего курдинцев — курдов) по горным тропам Курдистана из турецкой Месопотамии один за другим прибывали в Исфаган и Таббес. Там оружие и боеприпасы распределялись между племенами и отрядами наемников.

Вместе с этими караванами на территорию Персии прибывали немецкие военные, офицеры и нижние чины. Им предстояло выполнять роль военных инструкторов (и отчасти командиров) в создаваемых воинских формированиях. К слову сказать, по организованности и дисциплине весьма далеких от регулярности армейского организма.

Интересен и такой малоизвестный факт: в города Исфаган и Таббес из российского Туркестана, где находились лагеря для военнопленных, пробрались в тот, 1915 год немало бежавших австрийских и турецких военнослужащих, прежде всего офицеров. Такое случайностью не было.

Дело обстояло так. Появлявшиеся на сопредельной стороне Закаспийской области российского Туркестана беглецы сразу же встречались эмиссарами граф Каница. С ведома местных персидских властей их направляли в специальный (сборочный) лагерь в Нейбед-абаде. Там вчерашние военнопленные, профессионально подготовленные у себя дома, получали личное оружие и готовились к ведению партизанской войны в условиях горной местности. Обучение велось, в основном, немецкими офицерами.

О недопустимости такого недружелюбия к России ее посланник в Тегеране фон Эттер не раз делал официальные представления шахскому правительству. Однако премьер-министр Мустоуфи-аль-Мамелек, уже сделавший свой, пусть и тайный, выбор в пользу Берлина и Стамбула, на такие представления отвечал «в лучших традициях уклончивой восточной дипломатии». С которой, к слову говоря, российская дипломатия была прекрасно ознакомлена за несколько долгих столетий русско-персидских отношений.

Российский посланник фон Эттер обращал внимание главы шахского Кабинета министров и на факты «сеяния» вражды к русским на базарах, улицах и площадях многих городов Персии. Такие «германо-турецкие агитаторы» в обличье почитаемых на мусульманском Востоке дервишей вели и публичные проповеди, и духовные беседы в домах уважаемых и богатых людей. Причем такая агитация велась публично и никем не пресекалась.

Воинственность же дервишей в истории мусульманского Востока, будь то Персия или Турция, Судан или Аравия была описана не раз. Не случайно же в военной истории англо-египетского Судана сторонников «святого Махди» британцы называли «армией дервишей». Поэтому в Стамбуле и Берлине с большим пониманием сделали ставку на фанатизм этой группы людей исламского мира, видевших в европейцах только «неверных врагов».

Содержание таких публичных проповедей и духовных бесед было на редкость одинаковым. Об этом свидетельствует в своей книге «Персидский фронт», изданной в 1923 году в Берлине, белоэмигрант А.Г. Емельянов. С 1915 года он, земский деятель, находился в Персии. Очевидец такой воинственной пропаганды против России на «бытовом уровне» писал о содержании речей дервишей следующее:

«Мусульмане всего мира восстают против гнета и насилия. Сунниты (в данном случае турки. — А.Ш.) уже подняли меч против креста…

Шииты (то есть подавляющее большинство населения Персии. — А.Ш.), очередь за вами! У порабощенных народов есть один друг — народ немецкий!..

У ислама защитник перед Аллахом — пророк, а на грешной земле — германский император!»

Летом второго года Первой мировой (Великой) войны обстановка внутри Персии и ситуация вокруг нее накалились до предела, чему доказательств было больше чем достаточно.

В начале июля 1915 года от англичан появились сведения о том, что из Исфагана к границам Афганистана начали движение (или готовятся отправиться) караваны с оружием и «немецкими агитаторами». Караваны имели навербованную германцами, хорошо вооруженную охрану и поэтому никем не досматривались, даже поставленной для этого шахской жандармерией.

Более того, такие караваны с оружием прибывали и в столичный Тегеран, где беспрепятственно разгружались в германской и турецкой дипломатических миссиях. После этого немалая часть оружия и патронов «расходилась по надежным рукам» не только в Тегеране, но и в местах, близких к российской границе.

О предназначении такого контрабандного оружия, завозимого в страну в большом числе, гадать не приходилось. Такая достоверная информация постоянно приходила в столицу Кавказского наместничества, Тифлис, где располагался штаб Отдельной Кавказской армии. Ее же получала и английская разведка. В том и другом случаях источники достоверной информации были самыми разными.

Лондон был самым серьезным образом заинтересован в безопасности самой ценной жемчужины в английской короне — колониальной Индии. Поэтому он поставил перед официальным Петроградом вопрос о соответствующих охранных мерах на территории Персии. И, в частности, охраны ее границы с Афганистаном, прежде всего в Систане и Белуджистане, то есть в самой крайней юго-восточной иранской провинции, обширной и пустынной.

Великобритания настаивала на том, чтобы Россия взяла на себя охрану персидско-афганской границы в «беспокойном» остане Хорасан, в котором, к слову сказать, компактно проживали много афганцев. Российский военный министр поставил такую задачу перед штабом Туркестанского военного округа в Ташкенте, ответственным за «свой» участок линии государственной границы.

То есть речь шла о создании отдельного экспедиционного Хорасанского отряда, введение которого на персидскую территорию не предусматривалось никакими соглашениями. Но проведения такой спецоперации требовали ситуация военного времени, логика предотвращения появления очага Великой войны на земле Афганистана, который сам к России враждебности не проявлял. Более того, старая Россия и Советский Союз три четверти XX столетия имели в лице нейтрального Афганистана дружественного соседа.

Помимо этого, Лондон предложил установить «наблюдение» по черте, которая, согласно заключенному в 1907 году договору между Англией и Россией, разделяла Персию на две сферы влияния и центральную часть страны. Эта черта, обговоренная дипломатами двух МИДов, проходила по линии: город Ханекен на турецкой границе — город Иезд в центре страны — селение Зюльфагар на афганской границе.

Россию с ее военным присутствием на северо-западе Персии торопила союзная Британия. Впервые такое официальное пожелание было высказано Лондоном в начале июля 1915 года: он хотел силой русского оружия ликвидировать назревавшее «брожение» в нейтральной стране и пресечения любых ее попыток присоединения к врагам Антанты.

Когда стало определенно ясно, что шахская Персия может войти в «согласие» с Германией и Турцией, британское правительство сделало заявление о том, что относительно Персии в условиях идущей Великой войны оно вместе с российским правительством имеет полную свободу действий. Оправданием такому заявлению служило то, что Мировая война «диктовала враждующим сторонам свои условия», далекие от равноправия в межгосударственных отношениях.

Глава российского МИДа С.Д. Сазонов официально предупредил посланника Персии в Петрограде, что после окончания войны Персия подвергнется разделу между Англией и Россией. Это произвело на Персию «очень сильное впечатление», поскольку с единением держав Антанты «шутить не приходилось».