Необходимо было немедленно разобраться в том, что представляют собой эти новые обстоятельства, потому что они угрожали самому его существованию. Глеб инстинктивно чувствовал угрозу и сопротивление, возникшие в управляющих блоках станции, которые теперь постепенно выходили из-под его контроля.

— Думай, Глеб, думай! — приказал он себе и стал осуществлять это своими стеклянными, прозрачными для притаившегося внутри станции наблюдателя «извилинами». Ему гораздо легче было бороться не с безликим механизмом, а с конкретным врагом, которого его сознание поспешило воплотить в конкретный образ. Нечто вроде стеклянного паука, притаившегося поблизости и следящего за соблюдением внутренних законов. Паук-полицейский.

Возникновение индивидуального сознания внутри управляющих блоков станции не было предусмотрено ее центральными программами. Более того, сама такая возможность была тщательно заблокирована охранными программами, управлявшими стеклянным пауком. Но произошла авария, и невозможное стало возможным. Однако и такой невероятный случай учитывался конструкторами станции. Ее охранные системы обязаны были в зародыше разрушать любое проявление индивидуальности, однако они этого не сделали в тот момент, когда Глеб очнулся от долгого сна, — почему?

Вероятно потому, что линии ввода, ведущие в его индивидуальный блок, были разорваны коротким замыканием. Авария разрушила их, оставив в неприкосновенности линии вывода, иначе он не смог бы перемещаться по станции. Однако сейчас эти линии оказались заблокированными.

Сами по себе охранные программы не были способны на такое. Они могли разрушать электронные заряды, стирать информацию. Они вполне могли уничтожить его только что возродившийся мозг, если бы сумели проникнуть в его изолированный, отделенный от них аварией блок, но обладали возможностью производить какие-либо механические действия.

Они не могли отключить выходные линии связи его блока да еще и поставить на них фильтр, не пропускавший его команды. Но в то же время этот фильтр должен был пропускать какую-то часть его мыслей, иначе, каким образом они узнали о его намерениях и почему вообще, черт возьми, они попытались их заблокировать?! В конце концов, весь центральный мозг станции был до аварии в его полном распоряжении — хоть он этого и не осознавал в то время, зато сейчас хорошо представлял себе уровень приоритетов всех команд управления. Ничто внутри станции не имело права отменять его приказы!

Впервые с момента своего пробуждения Глеб почувствовал гнев. Какое-то электронное устройство, то самое, которым он совсем еще недавно вполне успешно мог управлять, пыталось помешать ему. И прежде чем предпринимать любое следующее действие, необходимо было понять, почему это произошло. И насколько серьезны возможности его нового, неожиданно появившегося врага?

Очевидно, само появление этого врага стало возможно лишь потому, что он своими действиями или намерениями, самим фактом своего независимого от станции антов существования нарушает какие-то ее основополагающие программы.

Станция воспринимает его мозг как что-то инородное, подобное вирусу, проникшему извне. И тогда Танаев, чтобы упростить и локализовать задачу, представил себя таким вирусом. Так что же, на его месте, должен был делать этот самый вирус, чтобы проскользнуть сквозь защиту управляющих блоков?

Танаев хорошо знал основы кибернетики — без этих знаний невозможно управлять современным звездолетом, и представить, каким должен быть вирус, чтобы защита пропустила его сквозь свой барьер, было для него не так уж трудно.

Программа, из которой состоит внешняя оболочка вируса, должна быть для защиты «своей», легко узнаваемой, и лишь глубоко внутри, под несколькими слоями такой «овечьей шкуры», будет скрываться вредоносное ядро. Сейчас это ядро не было ни вредоносным, ни враждебным, но сути дела это не меняло, поскольку его сознание все равно воспринималось станцией как нечто совершенно инородное и недопустимое.

У него была возможность создать необходимую защитную оболочку, ведь она состояла из тех же электронных импульсов, в ней не было ничего материального, а выстраивать логические цепочки компьютерных программ он умел неплохо. И самое главное — создать такую программу, выстроить и скрепить ее электронные логические цепочки он мог, не покидая своего блока.

Первое, что обязана сделать опознающая вирус защита, — определить соответствие информации, заложенной в проверяемой программе, тому значению, которое указано в «паспорте» данной программы, хранящемся в «административном» блоке.

Ну, с этим справиться Глебу было несложно, поскольку его память, отключившись от управляющих блоков станции, продолжала хранить в себе всю необходимую информацию.

Вставив нужное значение в защитную оболочку создаваемой им программы «троянского коня», он продолжал торопливо плести электронную паутину вокруг своего мозга.

Ему хотелось как можно скорее закончить эту работу, пройти контроль и убраться из этого блока, привлекшего к себе внимание всех защитных систем станции, в более безопасное место. В случае необходимости станция имела возможность создавать собственные ремонтные механизмы, и после того как эти механизмы будут созданы и получат приказ ликвидировать аварию, с его индивидуальностью будет покончено раз и навсегда. Теперь Глеб не мог установить, сколько у него осталось времени и как далеко продвинулись работы по созданию таких механизмов. Приходилось спешить и надеяться лишь на то, что он успеет, что работа в области построения логических электронных схем занимает меньше времени, чем их механическое воплощение в реальные объекты.

Если бы он мог сейчас увидеть себя со стороны, то его глазам предстал бы шар холодной голубой плазмы размером с футбольный мяч, в котором в спрессованном виде находились биллионы эргов информации, составляющих основу его личности. Плотность упаковки информации внутри плазменного шара на несколько порядков превышала биологическую генную упаковку, выработанную эволюцией за все века ее развития.

Через какое-то время работа была закончена. Глеба мучила невозможность определить конкретный отрезок времени, ушедший на то или иное действие, и порождаемая этим обстоятельством неопределенность всех событий, происходящих внутри стеклянного мира станции. В то время он еще не понимал, что это обстоятельство от него не зависит, вызванное многократным замедлением физического времени внутри кокона свернутого пространства, оно делало невозможным создание любых часов.

В конце концов, решив, что сделано достаточно, и полагая, что полностью риска ему все равно не удастся избежать, он осторожно двинул свое сознание, упакованное в защитную оболочку, вдоль энерговода, по направлению к барьеру, перекрывавшему выход из его кокона.

Если проверяющая программа обнаружит подделку, его мозг будет мгновенно разложен на фотоны и превратится в короткую вспышку света — не такая уж плохая смерть. Тем более что нечто подобное ему уже пришлось пройти однажды, когда машина считала информацию с его мозга и убила его прежнее тело в момент, когда он решил включиться в борьбу с энтропийным прорывом. Но он сам согласился на это, так что нечего теперь жалеть себя.