class="p1">– Покажи мне свои воспоминания! – потребовал он. – Возможно, я передумаю.

Ч-что?

Я сражалась в этой битве не ради того, чтобы теперь добровольно сдаться. С другой стороны, он только что протянул мне соломинку, за которую можно ухватиться. Крохотную искру надежды. Как часто кто-то вроде него предлагал другому второй шанс? Что мне терять? Мои воспоминания давно уже перестали быть сокровищем, которое я берегла. Они стали моей тюрьмой.

– Смотри, если так хочется, – пробормотала я и опустила стены, пока не успела передумать.

Тимеон завладел моим разумом с такой скоростью, которую я даже осознать была не в состоянии. Он в нем не рылся. Не продвигался в хронологическом порядке. Он просто сразу схватил все. Мое сознание оказалось разорвано на мелкие кусочки, осмотрено и затем возвращено обратно на свое место. Пока я набирала в легкие воздух, чтобы закричать, вдруг заново пережила каждое воспоминание, каждый миг, каждую отдельную эмоцию своей жизни одновременно. Но крик так и не вырвался из моего горла, потому что к тому моменту Тимеон уже покинул мою голову.

Так быстро, как только могла, я опять подняла свои стены. Никогда, никогда больше я не хотела испытывать ничего подобного.

Тимеон вздохнул, и прозвучало это очень сердито. А потом ничего не произошло. Казалось, что я загадка, которую ему сначала нужно было обдумать. А пока он думал, весь мир затаил дыхание. Старейший перевел хмурый взгляд на Януса. Тот благоразумно опустил голову. Долго, гораздо дольше, чем занимался мной, древний праймус смотрел на бывший Ужас Рима. Потом повторил то же самое с Белом, которого теперь удерживала не только Ари, но и Рамадон.

– У тебя два мучителя, и ты боишься обоих… по совершенно разным причинам, – в конце концов заговорил Тимеон и вновь устремил на меня устрашающие древние глаза, знающие обо мне все. – Одного ты мечтаешь наказать, второго – нет. Как же нам вершить правосудие?

– Если вас интересует мое мнение, то не вам об этом судить, – не задумавшись, пробормотала я. И лишь когда почувствовала, как все стоящие во дворе шокированно ахнули, осознала дерзость своих слов. Слишком поздно, потому что мне в живот прилетел невидимый удар, который все-таки повалил меня на колени. Сила Януса обвилась вокруг моего горла и сдавила его.

– Да как ты смеешь разговаривать так со старейшиной?! – рявкнул праймус. – Первым делом я отучу тебя от подобной наглости.

Я корчилась от боли, кашляя кровью. Остров затрясся. В ночном небе засверкали молнии.

А потом меня вдруг освободили. Задыхаясь, я увидела, что пылающий ациам уперся в шею Януса, а Оскар и Грим к тому моменту тоже стояли возле Бела и успокаивали его.

Тимеон взирал на происходящее, покачивая головой.

После чего присел передо мной.

– Приговор Грии остается в силе. Но поскольку ты так заступаешься за ее сына, я дам тебе шанс доказать нам, что Бел не заслуживает своего наказания.

– Она не будет делать ничего подобного! – в ярости завопил Янус. Его не останавливал даже смертоносный клинок у горла. – Она моя отмеченная, и только я решаю, что она будет делать, а что – нет.

Тимеон кивнул:

– Да, она твоя отмеченная. Она пообещала тебе свою душу и получила вознаграждение: увидела твои страдания от проклятия на крови, наложенного на ее душу. – Он протянул мне носовой платок. Понятия не имею, откуда он его взял. – Ты ведь этого хотела, не так ли?

Он и так знал ответ. И тем не менее, похоже, ждал, пока я произнесу его вслух.

– Да, – прошептала я и приняла платок, потому что не собиралась снова его оскорблять.

– Значит, сделка действительна, – раздался резкий голос Грии.

И снова Тимеон кивнул, после чего встал и направился к Грии.

– С другой стороны, мы всегда отвечаем подобным на подобное. Янус похитил у Лиги весьма опасное заклинание магии крови. Так что было бы справедливо, если бы мы потребовали от него что-то взамен.

Грия улыбнулась:

– Правильно.

Янус понял все быстрее, чем я. Его слезящиеся, налитые кровью глаза расширились.

– Девчонка принадлежит мне! Я дам вам пять других своих отмеченных.

– Не тебе решать, что мы потребуем, – возразил Тимеон крайне довольным тоном. – Что ж, человеческая девушка с непобедимым духом. Ты получишь назад свою душу. И как поступишь с ней в дальнейшем, решать лишь тебе. Сохрани ее и будь свободна. Или, – старейшина указал на Бела, – подари демону, которого осудили за то, что он ее украл. Так его наказание отменится. Никто не может быть обвинен в краже души, которая по праву принадлежит ему.

Бел энергично замотал головой:

– Это…

Договорить у него не получилось, так как сила Тимеона заткнула ему рот.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что сейчас произошло. Они разорвут нить, связывающую мою душу с Янусом? Я свободна? Но Бел – нет… Разве что…

– Моя душа проклята, – пролепетала я. – Я же просто сама накажу Бела, если отдам ее ему.

На лице Тимеона появилась улыбка. Самая нечеловеческая вещь из всего, что я когда-либо видела.

– Иногда справедливость – это обоюдоострый меч, не правда ли? Но я уверен, ты прекрасно справишься с ролью судьи.

Острая как нож издевка. Вот что бывает, когда бросаешь вызов всемогущему существу.

– А поскольку я люблю, чтобы в судьбе была капелька иронии, – продолжал Тимеон, – я дам тебе ровно пять дней, чтобы принять решение.

Грия наклонила голову, выражая свое согласие. Затем в ожидании посмотрела на Януса.

– Освободи девушку!

Ужас Рима кипел от гнева, однако у матери Бела, похоже, окончательно лопнуло терпение. Ее сила дотянулась до Януса, тяжелая и колючая, как розы, которыми пахла.

– Ты хотел приговор. Так теперь подчиняйся ему.

Янус вздрогнул. Выбора у него не осталось, поэтому он выплюнул соответствующие слова:

– Да будет твоя душа твоей.

Что-то разрушилось и выпустило энергию, которая сожгла все у меня внутри. Я успела заметить, как регенерировалось мерзкое морщинистое лицо Януса с потрескавшейся кожей, как исцелялось его тело, освобожденное от проклятия крови. Увидела ужасающее обещание в его глазах. Услышала, как древний ледяной голос произнес:

– Увидимся через пять дней.

А потом боль отключила мое восприятие, и я упала в руки Элиаса.

Белиал

Пора на вечеринку

Я устал терпеть лица окружающих, ошалевших от сенсационности события. Все тянуло меня к Кассии, но я старался не смотреть на ее нежное, истощенное после разрыва нити душевной связи тело. Если подойду сейчас к ней, то больше не смогу скрывать свои чувства и снова превращу ее судьбу и свою любовь в часть развлекательной программы этого вечера. Нельзя этого допустить. Кассия не хотела бы зрителей. Не в момент такой большой слабости