слове. «Я подозреваю, что нам придется оставить этот вопрос открытым».

«Но я не понимаю», — сказал Робин, расстроенный. Как мы можем просто не знать? Можем ли мы спросить кого-нибудь обо всем этом? Разве мы не можем отправиться в Пекин в исследовательскую поездку?

Мы могли бы», — сказал профессор Чакраварти. Но это немного усложняет дело, когда император Цин постановил, что обучение иностранца китайскому языку карается смертью, понимаете ли». Он похлопал Робина по плечу. «Мы обходимся тем, что у нас есть. Ты — лучшее, что есть».

«Разве здесь больше нет никого, кто говорит по-китайски?» спросил Робин. Я что, единственный студент?

На лице профессора Чакраварти появилось странное выражение. Робин не должен был знать о Гриффине, понял он. Возможно, профессор Ловелл поклялся остальным преподавателям хранить тайну; возможно, согласно официальным документам, Гриффина не существовало.

Тем не менее, он не мог не нажать. Я слышал, что был еще один студент, за несколько лет до меня. Тоже с побережья».

«О — да, полагаю, был». Пальцы профессора Чакраварти беспокойно барабанили по столу. Хороший мальчик, хотя и не такой прилежный, как вы. Гриффин Харли.

«Был? Что с ним случилось?

Ну, это печальная история, на самом деле. Он умер. Перед самым четвертым курсом». Профессор Чакраварти почесал висок. Он заболел во время зарубежной научной поездки и не доехал до дома. Такое случается постоянно.

«Случается?»

«Да, в этой профессии всегда есть определенный... риск. Так много путешествий, знаете ли. Вы ожидаете отсева».

Но я все равно не понимаю, — сказал Робин. Конечно, есть множество китайских студентов, которые хотели бы учиться в Англии».

Пальцы профессора Чакраварти быстро сжались на деревянной доске. «Ну, да. Но сначала встает вопрос национальной лояльности. Не стоит набирать ученых, которые в любой момент могут перебежать на сторону правительства Цин, знаете ли. Во-вторых, Ричард считает, что... ну... Нужно определенное воспитание».

«Как у меня?»

«Как у тебя. В противном случае, Ричард считает. . .» Профессор Чакраварти довольно часто использовал эту конструкцию, заметил Робин, «что китайцы склонны к определенным природным наклонностям. То есть, он не думает, что китайские студенты хорошо акклиматизируются здесь.

Низкое, нецивилизованное население. «Понятно.»

«Но это не значит, что вы,» быстро сказал профессор Чакраварти. «Вы получили правильное воспитание, и все такое. Вы замечательно прилежны, я не думаю, что это будет проблемой».

«Да.» Робин сглотнул. Его горло было очень сжато. Мне очень повезло.

Во вторую субботу после приезда в Оксфорд Робин отправился на север, чтобы пообедать со своим опекуном.

Резиденция профессора Ловелла в Оксфорде была лишь немного скромнее, чем его поместье в Хэмпстеде. Она была немного меньше и имела всего лишь палисадник и задний сад вместо обширного зеленого, но все равно это было больше, чем должен был позволить себе человек с профессорской зарплатой. Вдоль изгороди у входной двери росли деревья, плодоносящие пухлыми красными вишнями, хотя вряд ли на рубеже осени вишни еще не поспели. Робин подозревал, что если он наклонится, чтобы проверить траву у их корней, то найдет в почве серебряные слитки.

Дорогой мальчик!» Он едва успел позвонить в колокольчик, как миссис Пайпер налетела на него, смахивая листья с его куртки и поворачивая его кругами, чтобы осмотреть его конопатую фигуру. «Боже мой, ты уже такой худой...

«Еда ужасная», — сказал он. На его лице появилась широкая улыбка; он и не подозревал, как сильно скучал по ней. «Как ты и говорила. Вчера на ужин была соленая селедка...

Она задохнулась. «Нет.»

«-холодная говядина-"

«Нет!»

«-и черствый хлеб.»

«Бесчеловечно. Не волнуйся, я приготовила достаточно, чтобы компенсировать это». Она похлопала его по щекам. Как жизнь в колледже? Как тебе нравится носить эти разлетающиеся черные мантии? Завел ли ты друзей?

Робин уже собирался ответить, когда по лестнице спустился профессор Ловелл.

Привет, Робин, — сказал он. Заходи. Миссис Пайпер, его пальто...» Робин пожал плечами и передал его миссис Пайпер, которая с неодобрением осмотрела испачканные чернилами манжеты. «Как проходит семестр?»

«Сложно, как вы и предупреждали». Робин чувствовал себя старше, когда говорил, его голос стал глубже. Он покинул дом всего неделю назад, но чувствовал, что постарел на годы, и теперь мог представить себя молодым человеком, а не мальчишкой. «Но сложная в том смысле, что приятная. Я многому учусь».

Профессор Чакраварти говорит, что ты сделал хороший вклад в Grammatica.

«Не так много, как хотелось бы», — сказал Робин. В классическом китайском есть частицы, с которыми я просто не знаю, что делать. В половине случаев наши переводы похожи на догадки».

«Я чувствовал это на протяжении десятилетий». Профессор Ловелл жестом указал в сторону столовой. Приступим?

С таким же успехом они могли бы вернуться в Хэмпстед. Длинный стол был расположен точно так же, как привык Робин: он и профессор Ловелл сидели на противоположных концах, а справа от Робина висела картина, на которой на этот раз была изображена Темза, а не Брод-стрит в Оксфорде. Миссис Пайпер налила им вина и, подмигнув Робину, скрылась на кухне.

Профессор Ловелл поднял за него бокал, затем выпил. Ты сдаешь теорию с Джеромом и латынь с Маргарет, правильно?

«Верно. Это довольно неплохое занятие». Робин сделал глоток вина. Хотя профессор Крафт читает лекции так, будто не замечает, что говорит с пустым залом, а профессор Плэйфер, похоже, уже не тянется к сцене».

Профессор Ловелл усмехнулся. Робин улыбнулся, несмотря на себя: ему никогда раньше не удавалось рассмешить своего опекуна.

«Он сказал тебе свою речь о Псамметихе?

«Да», — сказал Робин. «Это действительно произошло?

Кто знает, кроме того, что Геродот говорит нам об этом», — сказал профессор Ловелл. «Есть еще одна хорошая история Геродота, опять о Псамметихе. Псамметих хотел определить, какой язык лежит в основе всех земных языков, поэтому он отдал двух новорожденных младенцев пастуху с указанием не давать им слышать человеческую речь. Некоторое время они только лепетали, как это делают младенцы. Но однажды один из младенцев протянул к пастуху свои маленькие ручки и воскликнул «бекос», что по-фригийски означает «хлеб». И тогда Псамметих решил, что фригийцы, должно быть, были первой расой на земле, а фригийский язык — первым языком. Красивая история, не так ли?

«Я полагаю, что никто не принимает этот аргумент», — сказал Робин.

«Боже, нет.»

«Но может ли это действительно сработать?» — спросил Робин. Можем ли мы действительно чему-то научиться из того, что произносят младенцы?

«Насколько я знаю, нет», — сказал профессор Ловелл. Проблема в том, что невозможно изолировать младенцев от языковой