class="p1">– Извини, не поняла, – осторожно переспросила Людмила, удивившись тону собеседницы и голосу, который сделался почти угрюмым и оттого каким-то даже скрипучим.

– Вы полагаете, когда я остаюсь в комнате одна, то веду себя так же? Я вообще-то молчаливый человек. Местами – невеселый. А как только оказываюсь в компании хоть с кем-то, моментально включается «ля-ля-ля», бодра, весела, оживленна… Шустра и глупа. Будто обязана так себя вести. И кто меня к этому обязал, вот спроси я сама себя, не отвечу.

Людмила, поколебавшись, произнесла:

– Я знаю, о чем ты. Это защита.

– Какая же это защита, если она не защищает? – рассмеялась Светлана. Весело так рассмеялась, даже задорно.

– Ошибаешься, – строго ответила Люда. – Вывод некорректен, потому что ты допустила подмену понятий. Тебе зачем защита нужна? Чтобы никто не смог увидеть, что у тебя внутри. Никто и не видит. Однако специфика твоего панциря такова, что провоцирует окружающих неумно острить на твой счет. Уколы в самолюбие – это такой побочный эффект, их терпеть нужно либо способ защиты менять. Кстати, «панцирь» звучит куда лучше, чем «кожура». А «доспехи» – еще красивше. И если уж я на твой имидж повелась – а я, поверь, людей в жизни повидала немало, – значит, маскировка у тебя что надо. Расскажешь, как ты мужу спасла жизнь? А то я тебя перебила.

– А… Про это… Да ничего, в общем, особенного. Я заподозрила, что на него покушение готовится, а он не верил. Тогда я к Викусе обратилась за помощью. Она как раз сидела без работы временно, а работа ее была телохранителем. Вот. Собственно, это Вика все раскрутила. Ну, и не без моей помощи, конечно.

Последнюю фразу Светка произнесла с уже ставшей привычной для Людмилы интонацией бахвальства. Светка снова в «кожуре»? Не факт, потому что самодовольством каждый грешит, дай только повод – хоть в кожуре будучи, хоть и без оной.

– Ничего себе, – удивилась Людмила, но дополнительных вопросов задавать не стала. Светлана ее отвлекла ненадолго от беспокойных мыслей, но больше отвлекаться она не хотела. Даже радость от примирения с сестрой размылась, заглушенная тревогой за судьбу девчонок, еще вчера бывших для Миколиной чужими.

– Наверное, считаешь, что я похвастаться решила?

– Ты решила похвастаться?

– Мне захотелось объяснить, зачем я к твоему квесту присоединилась. Напросилась практически. Вы ведь, наверное, задаете себе такой вопрос, Людмила Валерьевна? И в голову всякая чепуха лезет?

Людка, хмыкнув, проговорила:

– Мне даже страшно с вами в одной машине ехать, Светлана Сергеевна. Из-за вашей пугающей проницательности. Да, задавала себе и вам собиралась.

– Мы договаривались на «ты». И что, уже не собираетесь?

– Вопрос задать? Уже не собираюсь. Вы на него ответили. То есть – ты, извини, вырвалось. Ты скрытая авантюристка. И натура твоя авантюрная в латентном состоянии до сих пор пребывала. А тут я возникла с задачкой, похожей на криминальную. Авантюризм твой почуял, что здесь он сможет размяться. А то скучно ему, болезному, взаперти сидеть, измаялся весь, пока носительница административные вопросы решала.

– Носительница? – вознегодовала Светлана и гневно посмотрела на пассажирку. – Я хозяйка!

– Носительница, – уверенным тоном повторила Людмила. – Порабощенная и пребывающая в зависимости носительница. Была бы ему госпожа, не рванула бы по первому его зову, а ты рванула.

Светка молча крутанула руль, выведя «Лексус» на крайнюю правую полосу, и остановила машину у бордюра. Прямо под знаком «Остановка запрещена». Развернулась к притихшей Людмиле и ровным голосом спросила:

– Тебе никто не говорил, что у тебя скверный характер?

– Нет, – без особой уверенности проговорила Люда, прикидывая, сможет ли она в кратчайшие сроки, вот прямо здесь, у выезда на Кольцевую, раздобыть транспорт, чтобы продолжить погоню.

– Вокруг тебя подхалимы, – констатировала Галкина начальница и сняла машину с ручника. Потом добавила после небольшой паузы: – Все мы чьи-то носители. Кто пивного пьянства, кто никотина, кто… недержания словесного. Не принимайте на свой счет. Это я о себе, естественно.

– Про авантюризм я сказала в качестве комплимента! – с некоторым вызовом проговорила Людмила, надеясь, что выкрутилась, хоть и с опозданием.

– Да? Серьезно? А красавец-то наш, похоже, по МКАДу двинет. По внутренней стороне. Нагоним.

Они проехали по Кольцу до следующей развязки, покрутились по эстакадам и свернули в область. Водитель «Фиата» никаких мер по стряхиванию хвоста не предпринимал, и данное обстоятельство сыщиц успокаивало, давая надежду на хороший конечный результат.

А потом Слепнев свернул с шоссе – хоть местного значения, но все же асфальтированной двухполоски – и потянул их за собой на раздолбанную грунтовку, ведущую, на первый взгляд, в никуда. Его «Фиат» то и дело подпрыгивал, нещадно колотя днищем по засохшим буграм глины, образующим застарелую колею, но парню, видимо, на это было плевать, он торопился.

– Все страньше и страньше, – прокомментировала ситуацию Светлана, останавливая кроссовер на обочине шоссе. – Придется отпустить нашего героя вперед, иначе он точно нас заметит. По карте здесь садоводчество, мы легко обнаружим его тачку, когда он свернет к какому-нибудь дому.

– А если не обнаружим? – разволновалась Людмила.

– Если не обнаружим, то, значит, он проехал поселок насквозь, и мы двинемся следом. Здесь только одна улица, можешь взглянуть, – Светлана махнула рукой в сторону навигатора. – Курнем покуда?

– Покури. Я пас.

– Расслабься. Я бросила недавно. Но тянет все еще, зараза, вот я семечками и замещаю. Или карамелькой. Но семечками мне больше нравится. Только они не чищенные должны быть и жаренные с солью. И называется у меня все это «покурить» – в качестве самоподтрунивания и для подкрепления волевого настроя. Меня такому способу Нюся научила, домработница наша. Нюся, она такая, настоящее золото, почти член семьи. Да какой там – почти! Член семьи и есть, и даже лучше. Потому что не осуждает, хоть и беспокоится. А семечки она сама для меня жарит, так что угощайся, таких в супермаркете не купишь.

Людмила сунула руку внутрь протянутого Светкой крафтового пакета, в котором с аппетитным шуршанием перетекали от края к краю жаренные незнакомой Нюсей семечки, подхватила пригоршенку, вопросительно закрутила головой, ища, куда девать шелуху.

Светка сказала: «Никто же не обидится, если мы в травку плеваться будем?» и приоткрыла водительскую дверь.

Людмила добавила: «Шелуха не пластик, а экологически чистый отход, почти сухая листва», – и открыла заднюю левую.

Они принялись лузгать семечки, сплевывая шелуху на травку. Мимо проезжали редкие грузовики, обдавая борта «Лексуса» пылью – тоже экологически чистой. В отличие от них, дребезжащий трактор «Беларусь» густо пыхнул по ним синим едким выхлопом, набирая скорость, и это было чистое хулиганство. Вредничал пролетарий сельского труда, в отместку двум городским барышням вредничал. Или заигрывал, чтобы привлечь к своей персоне внимание. Когда учился в школе, был