двоечником и хулиганом и с той же целью дергал чистюль и отличниц за косички.

Солнце двигалось к горизонту, но это были еще не сумерки, а их краткий предвестник. На боковое ответвление никто не сворачивал, грунтовка была пуста. «Пора двигать дальше», – сказала Светлана, аккуратно помещая пакет с остатками «курева» в серебристо-кольчужную торбочку, служащую ей ридикюлем. Они не спеша двинули.

Грунтовка шла через заброшенное поле, больше похожее на пустырь. Или не поле это было, а некогда пышный цветочный луг, попорченный выпасом коровьего стада и теперь ни к чему не пригодный. Поле упиралось в реденькую стену деревьев, похоже – лесополоса или старый фруктовый сад, а уже за посадками начинался поселок, выдававший свое присутствие разномастными крышами домов, вытянувших редкие шеи мансард над кронами яблоневых деревьев.

На въезде в поселок их встретил растрескавшийся в нескольких местах фанерный щит с надписью масляной краской по трафарету: «Садоводческое товарищество «Альбатрос», приколоченный к бревну телеграфного столба, с которого свисали провода, утонувшие полукольцами в дорожной пыли. Урча мотором, «Лексус» миновал остатки шлагбаума и медленно поехал по безлюдной улице. Ни собак, ни кошек, ни даже ворон и голубей по заборам. Только саранча трещит в отдалении, но от этих симпатичных звуков кладбищенская атмосфера не становилась менее гнетущей.

Почему и зачем привезли сюда Анисью с Клашей, если, конечно, они все еще здесь? Или Анисьина мачеха решила не выезжать с дачи, лишь бы сносу воспротивиться? Глупо, раскатают бульдозером все равно, а, как там ее, Бэтти, что ли, выгонят из халабуды пинками, не позволив даже собрать нехитрый скарб. И, кстати, зачем Бэттичке дачка, если супружник у ей – крестьянин из села Карасевка, а значит, семейная пара наслаждается жизнью прям на природе?

Придумали тоже – Тэд, Бэтти… Начитались англосаксов в подростковом возрасте, а из него не вышли. Инфантилизм – нехорошее отклонение, между прочим. Симптомы недуга не всегда видны, а вот поступки, им продиктованные, могут быть абсолютно дикими. Нужно быть готовой к любым выходкам.

– Вон он, – ухватив Светку за плечо, проговорила Людмила надтреснутым голосом и указала в пространство за покосившимся штакетником одного из коттеджей, вернее, типового садового домика.

В поселке в основном такие и были – скромные, еще доперестроечные, наверное. И уныло-заброшенные. Похоже, что виной сему запустению явилась свеженькая линия электропередачи, опорные фермы которой нахально потеснили дачные задворки.

Светка резко затормозила, сдала назад и, миновав ворота, от которых осталась одна, из обязательных двух, створка, да и та провисла на верхней петле, поставила машину на ручник. Спросила:

– Каков твой план? Я потому интересуюсь, что главной себя тут не считаю. Со своим авантюризмом за компанию.

Пропустив мимо ушей немудреную колкость, Людмила ответила, пожав плечами:

– Иду, стучу в дверь, мне открывают, я говорю, что хочу увидеть Анисью.

– А по какой причине тебе нужно ее увидеть? – придирчивым тоном вопросила Светлана, будто была репетитором нерадивого студента, которому предстояло пересдать экзамен, заваленный дважды.

– Анисья уехала, захватив с собой мою вещь. Слингом называется. Кстати, это так и есть. Я за слингом и приехала.

– Слабоватый повод. Они сунут тебе этот самый слинг в руки и захлопнут перед носом дверь.

– Ничего подобного! Сначала они должны за ним сходить. Я внутрь и проникну.

– Чушь. Тебя не впустят. Будешь ждать своей вещи снаружи.

– Значит, по-твоему, ничего не надо предпринимать? – с нервным возмущением спросила Людмила.

– Значит, надо готовиться к разным вариантам. Идешь, получаешь от ворот поворот, не удивляешься, забираешься ко мне в машину, и мы думаем, как поступить дальше.

– Зачем же в таком случае вообще туда ходить, стучать и предупреждать о нашем появлении? – продолжала закипать Людка.

– Ты сможешь что-нибудь узнать. И это нам пригодится.

– Что, например?

– Что-нибудь.

Бред какой-то.

А с другой стороны – что ты можешь предложить более умного? Вот то-то…

Недовольно сопя, Людмила выбралась из кроссовера, потопала по земле, восстанавливая кровообращение в конечностях, посгибала поочередно ноги в коленях, разминая суставы, сжала и снова разжала кисти рук, затем потрясла ими, отведя расслабленно в стороны, словно готовилась к спаррингу по джиу-джитсу, и наконец хлопнула дверцей, закрывая ее.

Тэдди загнал «Фиат» в тесное пространство между домом и дощатым забором, пропахав неуважительно грядки с пожелтевшими стрелками лука, который сражался за выживание с обильной порослью пастушьей сумки и крапивы. Если бы Люда не высматривала, то и не обнаружила бы транспорт Слепнева, и было непонятно, с умыслом он так заныкался или это получилось у него стихийно.

По дорожке, засыпанной гравием, она подошла к типовому дачному строению из бруса с потемневшим от дождей крыльцом.

Входная дверь оказалась что надо – настоящая броня, абсолютная защита от вандалов. А чтобы взломщики не питали иллюзий, домовладельцы сочли ненужным декорировать нержавеющую створку шпоном или кожзамом. Окна пластиковые, забраны решеткой, и не примитивной, клетчато-полосатой, а в загогулинах вензелей. Под навесом возле сарая ожидал своей очереди сайдинг светло-песочного цвета, уложенный аккуратным штабелем и явно заготовленный для облицовки фасада. Если коттедж и произвел поначалу впечатление ветхого, то оно было ошибочным. Возражения Анисьиной мачехи против сноса такой чудной дачки стали понятны: средств в строение вложено было немало, а воспользоваться благами в полной мере не удалось, потому что не успелось.

Поднявшись по ступенькам, Людмила пересекла веранду и, не обнаружив кнопки звонка, несколько раз стукнула костяшками пальцев в дверь. Звуки получились короткие и тусклые, но их услышали: она отметила колыхание занавески в ближнем окне.

По ту сторону завозились с замками, и Людка внутренне присобралась, готовясь к разговору.

Но ничего не произошло. Дверь, которая должна была распахнуться, не распахнулась. Ни на длину цепочки. Ни на сантиметр. И даже звуки за ней утихли.

Потому что не отпирали дверь вовсе! Ее запирали! А Миколина – идиотка. Первостатейная. Что тебе стоило, овца безмозглая, нажать тихонько на рукоятку и потянуть на себя?!

Она забарабанила в дверь снова, отчаянно и свирепо, а когда устала лупить по металлу кулаками, принялась пинать его ногой.

Это возымело действие. Оконная створка приоткрылась, и в просвете между рамой и проемом возникла раздраженная физиономия Тэда. Стало слышно, как Клаша плачет. И из глубины чей-то голос резкий, не Анисьин. А слов не разобрать.

– Чего надо? – пролаял Анисьин как бы дядька. – Проваливай отсюда, пока не накостылял.

И куда с него весь рафинад подевался, с мальчика нашего мажористого? Тебе бы, голубь, не с беззащитными девушками общаться, а с бабой Валей Свешниковой, почетной пенсионеркой и ветераном заводского труда. Баба Валя научила бы тебя, яхонтовый, вежливому с дамой обхождению.

Ухмыльнувшись про себя, Людка гаркнула, дивясь, с какой легкостью и быстротой