Что мы действительно знаем друг о друге? Мы не видимся вне работы. В Миссури я почти не участвую в общественной жизни. А из-за осторожности я не рискнула искать о нем больше информации, и только знаю, что он был отстранен от оперативной работы.

— Мне нужно повторить вопрос? — говорит детектив Вейл.

Рис приседает передо мной, чтобы мы оказались на одном уровне. Он с извинением улыбается мне, но как бы говорит, что сейчас не время — сначала нам нужно пройти через допрос.

Я киваю, затем перевожу взгляд на Вейла.

— Да.

— Вы вчера заметили кого-нибудь около резиденции Ортеги?

— Я советую своему клиенту не отвечать на этот вопрос, — говорит Рис.

Вейл кидает взгляд через стол, а затем снова утыкается в папку.

— Здесь говорится, что в связи с нападением на вас допрашивали Торренса Карвера. — Он смотрит на меня. — Недавно вы допрашивали мистера Карвера и его брата Майка Риксона во время расследования дела Делани?

Рис слегка касается моей ноги под столом.

— Я советую своему клиенту не отвечать.

— Господи, — бурчит под нос детектив. — Могу я предположить, что так пройдет и остальная часть разговора?

— Если вы не хотите раскрыть свои намерения в отношении мисс Хейл, тогда да. Она сотрудничала, и ей больше нечего сказать. — Рис встает. — Однако нам нужно обсудить дело Джоанны Делани.

Детектив Вейл встает, готовый не уступать Рису.

— Я немного занят текущим расследованием убийства, но вы можете получить копию моих записей по делу. — Он достает телефон и отправляет сообщение. — Они будут ждать вас в участке.

— Благодарим за помощь, — отвечает Рис.

Густое напряжение висит в воздухе между Рисом и Вейлом, не смотря на их предельно профессиональный тон. Я отодвигаю стул, издавая громкий царапающий звук, нарушивший тишину.

— Мы сообщим, если у нас возникнут какие-либо вопросы по делу Делани, — говорю я.

— Конечно, мисс Хейл.

Рис направляется к двери, но я не двигаюсь с места. Я выжидающе смотрю на детектива Вейла.

— Ах, да, — говорит он. — Похоже, у меня нет достаточных полномочий, чтобы допустить вас к ребенку.

Я хватаю сумку и забрасываю ремешок на плечо. Я могла бы оставить последнее слово за собой, могла сказать детективу Вейлу, что думаю о его навыках допроса, которые совершенно неумелы и слишком очевидны. Или, что я даже через стол чувствую неприятный запах у него изо рта.

Вместо этого я улыбаюсь ему и ухожу. Я еле удерживаюсь от того, чтобы поблагодарить его, потому что это было бы глупо. Ему не нужно знать, что, пытаясь меня запугать, он рассказал нам о ключевой части своего расследования.

— Узнать, имеют ли Торренс или его брат какое-то отношение к записке, — заканчиваю я за него.

Мы останавливаемся у багажника взятой напрокат машины, и Рис изучает меня.

— Ты тоже это уловила.

— Да. Детектив Вейл проводит допросы в больнице. Почему? Преступник пощадил ребенка Кэм. Он думает, что это дело связано с моим.

Рис медленно кивает, обдумывая мои слова.

— Он считает Торренса главным подозреваемым. Его теория в том, что Кэмерон могла крутить с ним роман на протяжении всего брака.

— Точно. Он прочитал мое дело. Прочитал заявления Кэм и Торренса. Торренс связан с обеими жертвами. То есть со всеми тремя…

И тут Рис делает кое-что настолько для него необычное, что у меня перехватывает дыхание. Он пальцем приподнимает мой подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Ты не жертва, — говорит он.

Я киваю ему в руку.

— Я знаю.

— Точно? — пальцем он гладит мою щеку, серые глаза напряженно всматриваются в меня, прежде чем он опускает руку. Он отходит, оставляя между нами удобное расстояние, и я глубоко вздыхаю.

— Я имела в виду, что Торренс связан со всеми тремя женщинами. Со мной, Кэм и Джоанной. Учитывая его прошлые нападения на несовершеннолетних, это делает его подозреваемым номер один.

Рис смотрит в небо, затем проверяет время на телефоне.

— Давай посмотрим результаты анализа до того, как Вейл доберется до Торренса.

— Хорошо.

Я ценю, что в нашей команде за контроль отвечает Рис. Сохраняя спокойствие и не торопясь с выводами, он тем самым успокаивает меня. Мы здесь, чтобы раскрыть убийство Джоанны Делани. Если случайно или по велению судьбы… или по какому-то другому божественному замыслу… мы выйдем на след преступника, ответственного за нападения на меня…

На это еще будет время.

Во-первых, наш висяк.

Я была так сосредоточена на том, что у Дрю не было надежного алиби, что забыла о другой части головоломки. Торренс согласился с ложью Кэм — почему? Очевидное объяснение: ему тоже нужно было алиби. Это дало ему повод избавиться от Кэм — человека, который мог раскрыть правду и вовлечь его в расследование.

Пока мы едем в «Тики Хайв», я пытаюсь представить, что это Торренс приближается ко мне на пристани. Его рука сжимает нож. Я пытаюсь перенести его черты на человеке, который вытащил меня из озера. Я вижу белые лотосы на темной воде.

Я сильно моргаю, но больше ничего не вижу.

Если мы докажем, что убийца — Торренс, мне придется принять это как факт. Независимо от того, во что я хочу верить. Двух мнений быть не может. Ум — самый мощный инструмент человека. Но, как и любой инструмент, его можно заточить и придать ему форму. Его можно согнуть. Его можно научить верить практически во что угодно.

Лэйкин: Тогда

Вы когда-нибудь говорили неправду и сразу же сожалели об этом? Либо потому, что вы в целом считаете себя честным человеком, либо потому, что ложь противоречит вашим принципам, вашим собственным убеждениям? Насколько плохо вы себя чувствовали после того, как солгали? Что вы чувствовали? Раскаяние? Вину?

Это называется когнитивным диссонансом. Неуютное чувство, которое съедает нас, когда два убеждения противоречат друг другу. Когда это происходит, наш разум должен решить, как исправить дисбаланс и восстановить гармонию. Другими словами, облегчить чувство вины.

Есть четыре варианта:

Изменить. Упростить. Добавить. Отрицать.

Мы можем изменить нашу систему убеждений, чтобы принять часть лжи за истину. Или упростить ее, придя к выводу, что последствия лжи не так уж и важны. Мы можем добавить ко лжи еще одну ложь, поведение или веру, чтобы принять то, что мы сделали. Или мы можем просто отрицать, что когда-либо говорили неправду.

Последнее немного сложнее.