* * *

В Севастополь майор Уинсли и подпоручик Чадов прибыли из Константинополя второго ноября утром и прямо с корабля направились в городскую управу, чтобы там получить от доверенного человека его превосходительства последний инструктаж, забрать фальшивые документы, переодеться в штатское и немедленно пуститься в дорогу.

Несмотря на ранний час, город уже проснулся и гудел настороженно и тревожно, словно чего-то ждал.

— Молебен сегодня на Нахимовском, что ли? — старая, в неряшливо повязанном платке баба, проходя мимо долговязого английского майора, скривилась лицом, как будто наступила босой ногой в навоз. — Все молятся, молятся… Грехи замаливают, лучше б людям хлеба дали. В гастрономе у Ичаджика вчера за банку варенья беременную пырнули прямо в живот заточкой… Продали Россию! Тьфу.

Она харкнула, стараясь попасть майору прямо под ноги, а лучше на нос ботинка. Промахнулась.

— И молебен, и парад… А ты, чай, не большевичкой ли заделалась, Матреш? Ну, тады маленько погодь… Бают, через неделю-другую можно красных туточки ждать. Папирос не желаете купить, господин офицер? Поможите русскому матросу с потопленной британцами боевой субмарины «Нарвал»! — Чубатый неприятный человек в виднеющейся из-под расстегнутого бушлата тельняшке подскочил к Артуру и забегал вокруг него, заискивающе глядя прямо в глаза.

Артур посмотрел вопросительно на молодого подпоручика. Тот, жарко краснея, шарил по карманам, разыскивая деньги. Нашел смятую двадцатипятирублевку, сунул в протянутую ладонь продавца, схватил у него пачку и почти бегом пошагал дальше. Артур последовал за ним, озираясь по сторонам. Странным оказалось ощущение от этого незнакомого черноморского города. «Спешка? Нет… Не спешка. Не суета. Амок», — возникло в голове слово. В самом деле, ощутимая в каждом жесте или взгляде настороженность была какой-то излишне рваной, неуверенной и торопливой. Так неумелый воришка-форточник мечется по углам, хватает из шифоньеров вещи, а сам слышит уже топот полицейских по лестнице. И хотя прогуливались по аллеям дамы под руку с офицерами, хотя бегали по лужам, хохоча и дразнясь, дети, хотя в церквях шли службы, а магазины были все еще открыты, ощущение большого собирающегося вот-вот затонуть пассажирского судна было таким отчетливым, что невольно самому хотелось спешить к спасательным шлюпкам. Соотечественников на улицах Артур почти не увидел, зато везде очень много было французов и греков. Повсюду местные, собравшись небольшими стайками, громко спорили, размахивали транспарантами, лезли то на столбы с криками, то друг на дружку с кулаками, потом братались и шли дальше, чтобы остановиться и начать все заново. Совсем близко раздавались одиночные выстрелы. Цокали по мостовой копыта. Шарманщик с непременной плешивой обезьянкой бродил по проспекту туда-сюда и все крутил и крутил одну и ту же захлебывающуюся мелодию.

Возле высокого, во французском стиле, здания гостиницы, на ступенях которого толпились щеголеватого вида господа и дамы, подпоручик остановился. Артур едва не влетел ему в спину, потому что как раз задумался о том, что последний его примечательный роман закончился год назад в Дамаске, и кто знает, с кем и где теперь та легкомысленная инженю с кольцами темных каштановых волос на висках и затылке.

— В чем дело, подпоручик? Мы на месте?

— Нет. Еще нет. Майор… Погодите… Погодите ради бога! Я сию секунду. — Подпоручик, порозовевший, словно девица, трогательно хлопал длинными ресницами и умоляюще глядел на Артура. — Вы же подождете? Это много времени не займет, только возьму для кузины автограф… Боже! Тут и Кока Хоботов! И Марадудина! И сам Вертинский… Майор, это же сам Вертинский. Великий наш актер, певец и поэт. Дашута шапочку свою кроличью съест от зависти. И муфточку заодно. Но я, конечно же, сначала подразню, а потом отдам ей карточку. Она его обожает! Вы же подождете, майор?

— Дерзайте, Алекс. — Артура трогала юношеская пылкость подпоручика. Ах, неведомая барышня Даша, догадываетесь ли вы, как вам необыкновенно повезло?

Артур не без удовольствия наблюдал за тем, как подпоручик почтительно беседует с высоким, примечательной внешности господином, и все никак не мог отделаться от ощущения, что где-то уже встречал это тонкое, чуть выспренное лицо…

— Все. Благодарю, майор! Вы даже не представляете, как это мило с вашей стороны… Нам направо, в переулок.

— О! Конечно же! Александр Вертинский. Пьеро… — Артур хлопнул себя ладонью по лбу. — На днях наткнулся на его афишу в Константинополе. У него там гастроль? Или все же эмиграция?

— Да нет… Не знаю, — стушевался почему-то юноша и неуклюже, но быстро перевел тему. Впрочем, с новой темой получилось куда более неловко. — Я все пытаюсь понять, майор… Ну неужели я бы не справился сам? То есть не подумайте, ваша компания мне приятна, но ведь безопаснее было бы отправить в Москву меня одного… Все же вы иностранец. Нет, я не сомневаюсь и не трушу. — Подпоручик запутался и из нежно-розового стал просто свекольным. — В общем, я не понимаю. Сперва в Константинополь, потом обратно… Только потеря времени. Недальновидность какая-то. Хотя, конечно, так не положено думать… И я не намеревался вовсе так выразиться.

— Тихо, тихо, Чадов. С такими-то щеками и мыслями вас скоро можно будет на большевистские митинги водить вместо транспаранта. Для удобства давайте сойдемся на том, что мы с вами — солдаты. И не наше с вами дело, кто там наверху о чем и как договаривается. Им в штабах решать, нам в окопах стрелять. Больше никаких разговоров о политике! Тем более что я в ней ни черта не смыслю. Для бесед двух джентльменов отлично подходят женщины, лошади и спорт! Договорились, Алекс? Кстати, позвольте мне называть вас Алексом? А с вас я за это возьму слово, когда мы не на фронте и не у начальства, звать меня Артуром… Ну?

— Согласен, — благодарно закивал юноша. — А хотите… майо… Артур, я покажу вам фотокарточку, где вся моя семья. Ужасно соскучился. Целых два года ни письма, ни весточки. Хотя я пишу маме регулярно, правда, не отправляю. Может и дойти, но вдруг попадет в чужие руки… Не хочу! Вот. Смотрите. Мы в шестнадцатом на даче. Кстати, это здесь, в Крыму. Отсюда верст сто шестьдесят — можно за полтора дня верхом добраться, если двумя лошадьми.

Артур вертел в руках фотокарточку, сделанную фотографом-любителем, задавал подпоручику какие-то обычные в таких случаях вопросы, а сам думал о своем нынешнем задании. Говоря, что он ни черта не смыслит в политике, Артур, разумеется, лукавил. То, что Британия поддерживает Деникина провиантом, оружием и деньгами, известно было в комиссариате каждому денщику. Ходили слухи про сто миллионов фунтов стерлингов, которые Черчилль якобы перевел белому генералу. Но в это Артур склонен был не верить. А вот про двенадцать переданных в Крым танков знал наверняка. И понятно было, что расплачиваться русским за танки и снаряды было нечем… Нечем ли?

Люди, не связанные тесно с Вещами, знающие о них лишь понаслышке, часто недооценивают их силу, не осознают тех возможностей, которые получает владелец… Иногда же просто побаиваются. Здесь не так уж они и не правы, но все же передача пусть даже союзнику, пусть взамен на так необходимое оружие и медикаменты нескольких предметов — не самая блестящая сделка, а сторона, которая генерала к такой сделке принудила, — не лучший союзник… Стоп, остановил сам себя Артур. Женщины! Лошади! И спорт! «И Малыш Стиви», — голосом Генри Баркера проверещало подсознание. Тут же к Красавчику присоединился сэр Артур Уинсли-старший собственной персоной: «Ты обещал Гусеницу, а джентльмены, как известно… не нарушают своих обещаний». Артур мысленно послал деду небольшое, но действенное проклятие. Потом помешкал секунду. И послал такое же мистеру Красавчику. Просто на всякий случай.