дороге на свидание или с него, он не пытался зайти дальше, чем положить руку мне на бедро, что помогло. Я не была готова к тому, что он попытается сделать больше, и даже веса и тепла его ладони, прижатой к моей ноге, было достаточно, чтобы заставить меня внутренне съежиться, желая отстраниться.

Теперь, когда мы заходим в квартиру, в которой я не была после нашей большой ссоры, я чувствую, как меня снова охватывает желание убежать. Гриша позволяет мне войти первой, закрывая за нами дверь, и я чувствую, как вздрагиваю от звука ее защелкивания. Я чувствую себя в ловушке, как маленькое животное, неспособное убежать, и мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить нарастающую панику.

— Ты в порядке, Лидия? — Проходя мимо, Гриша трогает меня за руку, и я слышу в его голосе что-то похожее на искреннюю озабоченность. Его рука задерживается всего на мгновение, а затем он идет дальше на кухню. — Следуй за мной, — добавляет он. — Мы можем поужинать на острове, распить бутылку вина и поговорить… здесь, где более уединенно.

Мне захотелось выйти подышать свежим воздухом не только из-за отсутствия уединения в ресторане, но я рада, что Гриша думает именно так. Лучше это, чем то, что он поймет тот факт, что я здесь не по своей воле, что кто-то другой использует меня, чтобы подставить его.

Я медленно следую за ним на кухню, давая себе достаточно места, чтобы взять себя в руки. Когда я сажусь за стол белого островка, Гриша сразу же начинает доставать бутылку вина из терморегулируемого шкафа, его любимого красного, к которому я тоже была неравнодушна, пока мы встречались. Он легко передвигается по кухне, вытаскивает тарелки для нашей оставшейся еды, наливает вино в два бокала с мягкими округлостями на длинной ножке, которые он предпочитает.

Все в квартире Гриши элегантное и современное, выдержано в лакированных черных, гладких белых и серых тонах, вплоть до ковров, штор и текстиля. К нему приходил дизайнер по интерьеру, такой человек, как Гриша, не тратит время на выбор вещей для собственной квартиры, я это точно знаю. Он поручает это своей жене, или, в случае с Гришей, он кого-то нанимает.

— Почему твоя жена не украшала твой дом? — Внезапно выпаливаю я, глядя на шкафчики из белого стекла, сквозь которые вижу посуду Гриши. Здесь все из черного керамогранита, аккуратно выстроенного ровными рядами. — Зачем тратить деньги на дизайнера интерьера?

Гриша поворачивается ко мне лицом с бокалами вина в руках и ставит один из них передо мной. 

— Она ненавидит это место, — говорит он просто, как будто сообщает мне какой-то повседневный факт. — Она ненавидит этот стиль, монохромную цветовую палитру, которую я хотел, и тот факт, что это здесь, в городе. Она ненавидит Москву, она ненавидит толпы, движение и шум. По ее словам, в тот единственный раз, когда она посетила это место, оно показалось ей холодным. До того, как на днях, — добавляет он почти извиняющимся тоном, ставя передо мной черную керамическую тарелку с моим ужином, утка еще теплая.

— Есть ли что-нибудь, что она не ненавидит? — Я поднимаю на него взгляд, втыкая вилку в кусок утки, но на самом деле не ем его. Я не уверена, что смогу переварить еду прямо сейчас.

— Сельскую местность. Верховую езду. Наших детей. — Гриша пожимает плечами. — Когда-то я бы сказал, что она не испытывала ко мне ненависти, но теперь я в этом не так уверен.

— И это тебя не беспокоит? — Я взбалтываю вино в бокале, делая глоток. — Ты думаешь, что твоя жена тебя ненавидит?

Гриша вздыхает, постукивая пальцами по краю своего бокала. 

— Когда-то давно так бы и было, — признает он. — Когда мы только поженились, первые несколько лет. Я действительно любил ее тогда. Но сейчас, — он пожимает плечами, поднимая на меня взгляд. При таком освещении его глаза кажутся более глубокими, серо-голубыми, и они смотрят на меня с такой интенсивностью, что у меня по спине пробегают мурашки. — Мы не подошли друг другу, — просто говорит он. — И она отказывается это признать. Но когда я встретил тебя, Лидия…

— Я помню, что ты сказал раньше, что я глоток свежего воздуха. — Я нервно облизываю губы, ковыряясь в еде на своей тарелке, хотя не откусила ни кусочка. Мне вдруг захотелось, чтобы мы вернулись в ресторан, где, по крайней мере, у меня было преимущество в присутствии других людей. Что-то удерживало Гришу от слишком интимных прикосновений ко мне, от того, чтобы зайти дальше этого. По тому, как он смотрит на меня, я чувствую, что он думает о том, чем мы раньше занимались вместе, о том, что произойдет после ужина после того, как мы закончим разговор.

— Ты была всем, чего, я думал, у меня больше никогда не будет, — бормочет Гриша, касаясь моей руки. — Красивая, полная жизни, страстная.

— Твоя жена прекрасна. — Боже, Лидия, что с тобой не так? Я должна подбадривать его, снова сближать нас, а не отстраняться. Не пытаться переубедить его. Но, кажется, я не могу заставить слова, слетающие с моих губ, отразить это.

— В определенном смысле, я полагаю. Но сейчас она другая с тех пор, как мы встретились, когда она была студенткой, она стала совершенно другой женщиной, как стала матерью.

О, черт возьми. Я смотрю на Гришу, желая влепить ему пощечину от имени его жены и от себя. 

— Как же так вышло? — Я заставляю себя спросить вместо этого, пытаясь разговорить его, пока не успокоюсь достаточно, чтобы сыграть свою роль.

— Она, конечно, сохранила свою фигуру, но стала более элегантной. Зрелой. Утонченной.

— Разве не это такому мужчине, как ты, нужно от жены?

Гриша колеблется, и я вижу, что он пытается придумать, как найти ответ на этот вопрос. Конечно, я права, богатому, влиятельному мужчине нужна трофейная жена под руку, а не свободолюбивая, страстная студентка с идеями. Он, как и многие другие мужчины в его положении, не может примирить свои желания на брачном ложе, и поэтому они уходят за его пределы. Но Гриша хочет, чтобы я поверила, что он другой, чтобы он мог заставить меня снова согласиться на отношения. Чтобы он мог получить то, что желает.

— Да, именно этого и ждут от таких жен, — уклоняется он. — Но это не значит, что она