На карте одной из целей обозначено православное кладбище. Я спрашиваю Смелянского, что там прячется у боевиков.

— Там отрыты позиции зенитной установки, — поясняет Владимир. — Той, которая три дня назад обстреляла и повредила вертолет Трошева…

Дежавю! На прошлой войне в ходе штурма на этом же кладбище боевики под плитой на одной из могил прятали миномет. И вот теперь все то же самое. Опять русское кладбище используется в качестве позиции. На своих кладбищах они позиций не устраивают. Чтут, просят нас не трогать могилы боевиков. А наши кладбища поганить, значит, можно…

За сутки дивизион Смелянского выпустил больше шестисот снарядов. Соседний дивизион «Градов» — больше тысячи…

Чем дольше я здесь, тем отчетливее понимаю, как на самом деле далеки мы от мира. И военный разгром основных отрядов и баз боевиков ненамного приблизит долгожданный мир. Самое трудное начнется как раз после окончания «горячей» фазы войны. Когда боевики растворятся в родных аулах, прикроются паспортами и справками «мирных» жителей. И продолжат каждый на своем месте эту войну. Минами, выстрелами снайперов, саботажем, убийствами «нелояльных» чеченцев. Пройдет не один месяц, прежде чем будет (если будет!) налажена эффективная работа местного МВД, ФСБ, органов власти. И у затаившихся бандитов загорится земля под ногами. Но необходимы годы, чтобы окончательно остудить этот «ядерный котел». Успокоить страсти, уничтожить непримиримых, дать уверенность в будущем робким.

ГОРОД ТЕНЕЙ

Грозный.

Город теней. Тень города.

Грозный.

Город призрак. Город призраков.

Грозный.

Город скорби. Город возмездия.

Стаи собак, пирующих на руинах. Обожравшиеся человечины, утратившие среди безответных трупов священный страх перед людьми. Злые, отчаянные. Омоновцы отгоняют их камнями. Но те лишь лениво отбегают в сторону. В их черных глазах циничное, оценивающее любопытство. Сколько раз они вечерами жрали тех, кто утром отгонял их камнями…

Люди, как тени. Среди изъязвленных сюрреалистических развалин такие же неестественные, неживые, ненастоящие. В каких-то тряпках, обносках или, наоборот, в отличной турецкой «коже», норковых и овчинных полушубках. Они механическими куклами медленно бредут вдоль рядов руин — бывших улиц, не обращая внимания ни на что. Бредут из одних руин к каким-то другим, им одним известным руинам.

На площади, где когда-то стоял дворец Дудаева, на ящике в окружении стаи мелких недопесков русская старуха. По ее словам, на всей площади, кроме нее, живут еще четверо. Ютятся в подвалах, пекут лепешки из муки. У старухи в России живет дочь, но как выбраться к ней — она не знает. О кухне, развернутой эмчээсовцами, слышала, но где она находится — тоже не знает. Ее подкармливает омоновский «блок» перед мостом через Сунжу. Долго втолковываем, как пройти к представительству МЧС, объясняем, что там ей помогут выехать из города, найти родных. В глазах старухи появляется надежда. Она долго машет вслед бэтээру.

Наш Виргилий в грозненском аду — молоденький лейтенант Алексей из разведки 131-й бригады. Той самой, что на прошлой войне попала здесь в огненный мешок и понесла большие потери. На этой войне бригада с избытком рассчиталась с «чечами» за своих павших на той войне. И что самое главное — отвоевала без потерь!

Алексей легок, строен и азартен. По виду украинец. На вопрос кивает — да, мать украинка. Отец — офицер. Со своим взводом Алексей облазил во время штурма половину города и теперь с удовольствием показывает нам его «достопримечательности».

Неподалеку от «романовского моста» — так назван железнодорожный мост, под которым подорвался на мине генерал Романов, огромное здание универмага. Под него уходит бетонный тоннель для заезда грузовых автомобилей. Шагаем по бетонке под универмаг. Там, глубоко под землей, огромная эстакада для разгрузки. Прямо над ней огромный пролом. Под ним заваленные рухнувшими бетонными глыбами бронетранспортер, джип и «УАЗ» боевиков. Видно, боевики считали это укрытие надежным. С любопытством осматриваю пролом над головой. Явно не от снаряда. Как минимум тяжелая бомба. Но кто так точно навел авиацию на этот боевиковский схорон? Разведка? Агентура? Ведь с воздуха ничего заметить здесь было невозможно…

На подъезде к дворцу Масхадова наши бээмпэшки осторожно объезжают торчащий из асфальта «карандаш» неразорвавшегося градовского снаряда. Саперы сюда еще не дошли. Вообще нагрузка на них колоссальная. За сутки снимают до двух тысяч мин, растяжек, фугасов. Но разминировано пока не больше трети территории города.

Наконец мы перед резиденцией Масхадова. Здание правительства Ичкерии. Свежепобеленные стены. Черные, выгоревшие окна. Бетонное крошево осколков под ногами. Стены густо исписаны.

«Здесь был полк морской пехоты! Если надо — будем еще!».

«Смоленский ОМОН увиденным удовлетворен!».

«Так будет со всеми, кто поднимет руку на Россию! 506-я МСП».

«Слава России!».

«Масхадов! Ты сдохнешь, как собака!».

…Интересно, о чем думает сейчас Масхадов где-то там в горах? Вспоминает ли, как подъезжал сюда с толпой охраны, как преданные нукеры распахивали перед ним эти двери, вспоминает ли свой кабинет?

Теперь все это только грезы. Никогда уже в это здание не ступит его нога. И впереди только пустота, безвестность.

«Ломаем хребты волкам! Спецназ ГРУ».

У «романовского моста» блокпост питерского ОМОНа. Фамилия нашего лейтенанта и номер части заносятся в журнал. И так на каждом «блоке». Все «дикие» — без спецпропусков — машины и боевая техника задерживаются и передаются комендатуре для разбирательства. Наглядно видно, как командование борется с расхлябанностью и разгильдяйством.

Прямо у бетонных блоков фонарь. На нем обрывок веревки с куском фанеры. На фанере надпись: «Агент ФСБ». Тут же вспоминаю видео двухнедельной давности. Озверевшие от потерь и безысходности боевики бросились искать «агентуру ФСБ». По каким-то им одним понятным признакам схватили на улице человека и повесили в назидание другим. Значит, это было здесь…

Почему-то на стенах часто встречается надпись «Адмалла». Это оппозиционное Масхадову и прочим «ичкерийцам» движение. Неужели в Грозном действовало их подполье? Около одной из таких надписей приписка углем: «Шейх Адам — рука Москвы!» Соображаю, что «Шейх Адам» — это знакомый мне Адам Дениев, лидер «Адмаллы». Эта борьба наглядной агитации посредине разрушенного города удивляет и оставляет ощущение какого-то сюрреализма.

Площадь «Минутка». Холмы руин вдоль улиц. Глаза пытаются отыскать хоть какие-то знакомые еще с прошлой войны панорамы, дома, улицы. Но все тщетно. Только какое-то смутное ощущение того, что этот разрушенный почти до основания город напоминает другой, который остался в памяти.

В комендатуре встречаю своего старого знакомого еще по той войне. Бывшего комдива 19-й дивизии генерала Василия Приземлина. Теперь он назначен комендантом Грозного. Фактически комендатура только создается. Формируются районные комендатуры, комендантские роты, милиция. Но уже сегодня перед Приземлиным и командованием группировки встал главный вопрос. Что делать с Грозным дальше? Восстанавливать или строить заново?