Смуглая ладонь нервно накрыла скользящий узел шнурка, но не собираясь исполнять волю принца, а скорее защищая действительно дорогой для наследника рода Эллидов предмет. Впрочем, Нирмун тут же опустил руку, пряча подрагивающие пальцы за спиной. Глаза Рикаарда на мгновение вспыхнули недовольством, но его высочество, видно, провёл прошедший год с пользой, научившись управлять проявлением своих чувств, потому что следующее предложение прозвучало приторно-ласково:

— Хорошо. Не можете расстаться? Не надо. Понимаю ваши чувства. Тогда просто наклонитесь, чтобы я мог рассмотреть вашу драгоценность получше!

Разве можно не выполнить столь любезную просьбу? Особенно если проситель — сам принц? Как бы дурно Нирмун ни был воспитан, вассальные обязательства он знал и, помедлив ещё немного, склонился над креслом. А спустя минуту мне стали известны ответы почти на все заданные самому себе утром вопросы.

Как только шея парня оказался на наименьшем расстоянии от принца, рука Рикаарда мёртвой хваткой вцепилась в шнурок, и в тот же миг посох Гелена поддел молодого хозяина Кер-Эллида под рёбра, заставляя согнуться и вышвыривая с террасы на двор. Голова Нирмуна проскочила через растянувшуюся кожаную петлю, «ожерелье» осталось у принца, а парень проехался по каменной крошке. На четвереньках. Я же искренне пожалел, что не могу воспользоваться сменой Уровня зрения и вынужден довольствоваться лишь тем зрелищем, которое было доступно и всем прочим участникам событий. Впрочем, и обычным глазам было на что посмотреть.

Место, которое Нирмун занимал в пространстве, накрыло маревом смены смежных Пластов реальности — мягкой дымкой, скрадывающей линии, лишающей видимую картину резкости и заставляющей очертания и краски кружиться в безумном хороводе. Глянцевая смуглость начала уступать место серебристо-серым и мутно-жёлтым разводам, одежда с каждым ударом сердца теряла своё наполнение, обиженно волочась за телом, которому уже переставала быть необходимой. Пройдёт совсем немного времени, расплавленная материя застынет в новой форме, являя миру иную сторону одного и то же существа. Ещё чуть-чуть и...

Ловчая сеть со свистом рассекла воздух и упала на незакончившего переход оборотня, врезаясь в ещё податливое, а потому весьма уязвимое пространство своими грузилами, смешивая с изменяющейся материей плетёные шнуры своей хищной плоти. Сэлт точно уловил момент проведения атаки: вдохом позже проникновения в Периметр Обращения не получилось бы, и всё, чего можно было бы добиться, это пленения, причём недолгого, потому что мало какая сеть способна сдержать натиск оборотня. Но, похоже, младший из псов его высочества знал, как надлежит действовать. И старший — тоже: едва Обращение завершилось и фигура, претерпевшая изменение, заняла назначенное место в Пласте реальности, посох Гелена обрушился на серую шкуру градом коротких и сильных ударов, довольно быстро выбивая из волка только-только и не без труда обретённое сознание.

Когда существо, в человеческом облике носящее имя «Нирмун», перестало шевелиться, братцы споро ухватились за оставшиеся свободными концы сети и потащили оборотня в дом, по всей видимости намереваясь запереть пленника в одной из кладовых или погребе. Что ж, идея здравая: хоть проникшая в плоть ловчая сеть губительно повлияла на силу волка, нелишне принять меры предосторожности. Но теперь, по завершении представления, хотелось бы знать, зачем оно, собственно, было разыграно? С этим вопросом я направился было к принцу, однако глухой вскрик отвлёк на себя и моё внимание, и внимание всех остальных.

Наверное, они вернулись как раз в тот момент, когда события подходили к своей развязке. Вошли во двор и замерли, потрясённые разворачивающимся действом. А по его окончании произошло именно то, что и должно было произойти: к примеру, глубокий обморок Литы, от начала и до конца видевшей превращение своего господина в одного из зверей, ненависть и страх перед которыми девушка впитала с молоком матери. Хорошо ещё, Бэр с Хоком, несмотря на не менее сильное удивление, успели подхватить обмякшую служанку. Мэтт им не помогал. По очень простой причине: маг был сосредоточен на наблюдении за мной, причём, уверен, напряжение на бледном лице по своей силе вполне совпадало с тем, что могло прочитаться на моей физиономии, ведь, в конце концов, я тоже играл роль заинтересованного зрителя. Только объектом моего пристального внимания был принц.

Его высочество нежился в ощущении собственного величия, как в тепле лучей первого весеннего солнышка, принимая долгожданное поражение врага со скучающим снисхождением победителя. Врагом, разумеется, считался я. Видимо, с того самого дня, когда моя ладонь близко познакомилась с пятой точкой надменного ребёнка.

Рассеянно перебирая петли шнурка и глядя на следы борьбы, запечатлённые каменной крошкой, Рикаард осведомился:

— Вы удивлены?..

Удар, знаменующий начало поединка. Но чтобы добиться наиболее удачных результатов, его нельзя резко обрывать, напротив, следует совместить по меньшей мере два движения в одной атаке. И если сам вопрос, собственно, не нуждавшийся в точном и прямом ответе, служил всего лишь выпадом, то произнесённое после выдержанной, словно хорошее вино, паузы одно-единственное слово стало уколом, быстро и точно добирающимся до самого сердца. Принц отчётливо сознавал, что добивает меня, но удерживаться от полного разгрома противника было выше мальчишечьих сил:

— Мастер?

Какой тонкий расчёт, насколько искусно в голосе выверено сочетание сожаления и презрения! Удивлён ли я? О да! Но полагаю, вовсе не тем, что принимал за причину удивления принц.

Я смотрел на сидящего передо мной человека и понимал: всё происходило вовсе не постепенно, а заняло час или полтора, не более. Рикаард изменился в тот день, когда, вернувшись с королём из зимней резиденции, застал старшего брата совершенно здоровым, да ещё в обществе сестры, потрясённой коварством и злобой своего близнеца. Уверен, Рианна не стеснялась в проявлении чувств, высказывая всё, что думает об истории, связывающей младшего принца и меня. Конечно, девочка чересчур благожелательна к моей, мягко говоря, противоречивой в поступках персоне, но на то есть основания. У принцессы. А я всегда буду винить себя за трусость и лень, не позволившие расстаться с королевским двором так, как требовалось: твёрдо, бесстрастно и окончательно.

Впрочем, выволочка со стороны сестры если и имела место, то наверняка осталась в тени чудесного выздоровления Дэриена. А уж когда стало ясно, кто приложил руку к исцелению... И меня бы на месте Рикаарда захлестнула ярость. С головой захлестнула бы и утопила в желании отомстить. Собственно, так и произошло. И, судя по продуманности каждого слова и жеста, ярость повзрослела вместе с принцем. Долгими зимними одинокими вечерами, вороша в сознании прах скончавшихся надежд, его высочество поставил себе задачу отомстить. Но как разумный человек, более того, как человек, готовящийся оказаться на троне, принц научился рассчитывать силы и отложил боевые действия до подходящего момента — до момента, когда враг окажется на расстоянии удара. Чтобы иметь возможность сполна насладиться зрелищем его агонии...

Тьфу! Но до чего же хорош, мерзавец! И определённо отважен: оказаться лицом к лицу с оборотнем решится не всякий храбрец. Правда, бывают случаи, ненависть успешно занимает место смелости. Гадать бессмысленно, но не признавать явственное чужое превосходство — глупо. И всё же необходимы уточнения.