Этот маневр оказался очень кстати. Выделенные для его совершения подразделения, перейдя ручей, начали интенсивный обстрел фланга турецких войск, вызвав расстройство в их рядах. Вскоре правее вступила в бой вторая резервная группа из трех рот под командой подполковника Мосцевого. К 18 часам ей удалось овладеть вторым редутом «Исса-ага», расположенным на юго-западной окраине Плевны.

Таким образом, к вечеру 30 августа войска Скобелева захватили оба «городских» редута. Между ними и городом не осталось никаких укреплений, что создавало исключительно благоприятные условия для штурма Плевны с этого направления. Русские части постарались закрепиться на достигнутом рубеже, применив самоокапывание. В тылу турецких редутов под огнем противника в короткое время были возведены импровизированные укрепления. Для их сооружения использовалось все: доски, дерн, снарядные ящики и даже трупы врагов и павших товарищей. Схоронясь за этим сооружением, русские до наступления ночи успешно отразили еще две контратаки противника, но силы их уже были на исходе.

К тяжелым дням третьей Плевны Скобелев уже делается популярным не только среди своих подчиненных и сослуживцев, но и в армии. С его именем связывается представление о победе и славе. 30 и 31 августа, полные героизма, создают ему ореол любимого вождя, кумира солдат, больше – народного героя. Увлекателен образ Скобелева в памятный день 30 августа, изображенный двумя участниками боя, совершенно различными и по своему положению и по своим личным свойствам. Один из авторов – штатский корреспондент, художник слова Немирович-Данченко. Другой – ближайший помощник Скобелева, его боевой товарищ в этом бою – А. Н. Куропаткин.

Вот страничка из «Воспоминаний о Скобелеве» Немировича-Данченко:

«Происходит штурм одного из турецких редутов под Плевною 30 августа.

Из-за гребня-пригорка выехал на белом коне кто-то; за ним на рысях несется несколько офицеров и два-три казака. В руках у одного голубой значок с красным восьмиконечным крестом… На белом коне оказывается Скобелев – в белом весь… красивый, веселый.

– Ай да молодцы!.. Ай да богатыри! Ловчинские! – кричит он издали возбужденным нервным голосом.

– Точно так, ваше-ство.

– Ну ребята… Идите доканчивать. Там полк отбит от редута… Вы ведь не такие? А? Вы ведь у меня все на подбор… Ишь красавцы какие… Ты откуда, этакий молодчинище?

– Вытепской губернии, ваше-ство.

– Да от тебя одного разбегутся турки…

– Точно так, ваше-ство, – разбегутся.

– Ты у меня смотри… чтобы послезавтра я тебя без Георгия не видел… Слышишь? Вы только глядите – не стрелять без толку… Слышите?

– Слышим, ваше-ство.

– А ты, кавалер, не из севастопольцев? – обернулся он к Парфенову. – За что у тебя Георгий?

– За Малахов, ваше-ство…

– Низко кланяюсь тебе! – И генерал снял шапку.

– Покажи молодым, как дерется и умирает русский солдат. Капитан, после боя представьте мне старика. Я тебе именного Георгия дам, если жив будешь…

– Рад стараться, ваше-ство…

– Экие молодцы! Пошел бы я с вами, да нужно новичков поддержать… Вы-то уже у меня обстрелянные, боевые… Прощайте, ребята… Увидимся в редуте. Вы меня дождетесь после?

– Дождемся, ваше-ство.

– Ну то-то, смотрите, дали слово, держать надо…»

А. Н. Куропаткин в своей книге «Ловча и Плевна» дает следующую полную красок и захватывающего интереса картинку боя 30 августа. В частности, он пишет:

«Успех боя окончательно заколебался. Тогда генерал Скобелев решил бросить на весы военного счастья единственный оставшейся в его распоряжении резерв – самого себя. Неподвижно, не спуская глаз с редутов, стоял он верхом, спустившись с третьего гребня на половину ската до ручья, окруженный штабом, с конвоем и значком.

Скрывая волнение, генерал Скобелев старался бесстрастно-спокойно глядеть, как полк за полком исчезали в пекле боя. Град пуль уносил все новые и новые жертвы из конвоя, но ни на секунду не рассеивал его внимания. Всякая мысль лично о себе была далеко в эту минуту. Одна крупная забота об успехе порученного ему боя всецело поглощала его.

Если генерал Скобелев не бросился ранее с передовыми войсками, как то подсказывала ему горячая кровь, то только потому, что он смотрел на себя, как на резерв, которым заранее решил пожертвовать без оглядки, как только наступит, по его мнению, решительная минута. Минута эта настала. Генерал Скобелев пожертвовал собою и только чудом вышел живым из боя, в который беззаветно окунулся. Дав шпоры коню, генерал Скобелев быстро доскакал до оврага, опустился или, вернее, скатился к ручью и начал подниматься на противоположный скат к редуту № 1. Появление генерала было замечено даже в те минуты, настолько Скобелев был уже популярен между войсками. Отступившие возвращались, лежавшие вставали и шли за ним, на смерть. Его громкое – «Вперед, ребята!» – придавало новые силы…

…Генерал Скобелев, добравшись до редута, скатился с лошадью в ров, высвободился из-под нее и из числа первых ворвался в редут. Внутри и около редута завязалась короткая рукопашная схватка. Упорнейшие турки были перебиты, остальные отступили назад к своему лагерю, лежавшему в 300 саженях к северу от линии редутов. Другие отступили к редуту № 2.

Интересен следующий эпизод: схватка еще не всюду была кончена, как офицеры и солдаты, шедшие на редут за Скобелевым, как за знаменем, окружили его и умоляли идти назад, умоляя поберечь себя. Тяжело раненный майор Либавского полка тащил его за ногу из седла. Лошадь, на которую Скобелев сел, была повернута и выведена из редута.

В эти минуты каждый от сердца готов был прикрыть своею грудью начальника, раз уверовал в него и видел его личный пример, личное презрение к смерти…»

В течение ночи Михаил Дмитриевич несколько раз обращался к командованию с просьбой о подкреплениях, но ему было у том категорически отказано. На главном командном пункте опасались контрудара противника на правом фланге и сосредотачивали там войска. Это быстро разгадали турки. Сковав демонстрационными действиями главные силы русских, они 31 августа постарались уничтожить прорвавшиеся войска Скобелева. Те отразили четыре яростные атаки, но дальнейшее их сопротивление в данных условиях становилось безнадежным. Докладывая обстановку, Скобелев писал: «Редуты представляли к этому времени страшную картину. Масса трупов русских и турок лежала грудами. Внутренность редута была особенно наполнена ими. В глубокой траншее, связывающей редуты, продольные выстрелы неприятельские клали сразу десятки людей, и груды трупов, заполнивших траншею, чередовались с еще живыми защитниками. На редуте № 2 часть бруствера, обращенного к Плевне, была сложена из трупов…»

Тяжелым было положение русских и в тылу редутов. Позже Куропаткин так писал об этом: «Участок позиции между третьим гребнем (Зеленых гор. – Авт.) и редутами представлял картину тоже тягостную: тысячи раненых и трупов лежали на этом участке. Сотни тел солдат Калужского полка, убитых еще 27 августа, лежавшие вперемешку с турецкими трупами, разлагались и заражали воздух».