Джеймс Стюарт подъехал к Холирудскому замку поздно, уже совсем стемнело, в сопровождении троих сопровождавших. Конечно, Мария попыталась изобразить удовольствие от приезда брата, но это ей не очень удалось. На вечер был намечен оригинальный маскарад, но в присутствии этого святоши такое невозможно.

Меррей вошел в небольшой зал, где вольготно расположилась веселая компания, оглядел сидевших и коротко поклонился:

– Простите, если помешал веселиться.

Конечно, его пригласили присоединиться. Вечер был безнадежно испорчен… От Джеймса не укрылось то, что за его спиной Мария сокрушенно развела руками, мол, я не виновата. Меррей не стал засиживаться, но и остальные тоже.

Было уже далеко за полночь, когда в дверь комнаты графа Меррея тихонько стукнули. Он выскользнул в коридор и направился в сторону покоев королевы. Подле двери в ее спальню стояла служанка, но Джеймс еще на подходе выразительно приложил палец к губам, призывая молчать.

Джеймс Стюарт действительно был бастардом – незаконнорожденным сыном короля, хотя и в его матери тоже текла королевская кровь, детей она рожала от короля Якова по любви, но они не были венчаны, а следовательно, ни один из сыновей на трон рассчитывать не мог. В те времена быть бастардом не значило быть изгоем, сыновья получали фамилию отца, а часто даже добивались куда больших успехов, чем законные наследники. Именно так было и с Джеймсом. Правда, в отличие от Марии его красавцем назвать не смог бы даже большой льстец. У этого Стюарта был длинный нос, маленькие, близко посаженные умные глаза и неправильный прикус, выдвигавший чуть вперед, да еще и вкось, подбородок.

Но Меррею не была нужна красота. Хватало ума и осторожности. Он в не меньшей степени, чем сестра, владел умением хитрить, изворачиваться и лгать. В этом смысле они друг дружки вполне стоили, только каждый боролся за свое. Джеймс, будучи старше сестры на одиннадцать лет, был готов защищать ее и помогать, но только при условии, что Мария не станет портить ему самому жизнь. Лучше, если это будет подальше от Шотландии.

Сначала получалось, а теперь вот приходилось по ночам блуждать по чужим спальням, чтобы эта фурия не наделала крайних глупостей!

Шателяр был неугомонен, появление брата королевы, испортившего весь вечер, сначала повергло его в отчаяние, но потом вселило надежду на другое приключение. Присутствие в замке Меррея, которого он не мог терпеть, придавало этому приключению особую остроту.

Спать разошлись рано, большинство действительно вознамерились отойти ко сну. Королева, досадуя на так некстати подвернувшегося брата, тоже. Мария вернулась в спальню, Бетси помогла ей освободиться от платья, подала чашу, чтобы королева умылась, полотенце. Наконец короткая дневная рубашка была заменена на длинную ночную из нежного, почти прозрачного шелка, поверх наброшен пеньюар из той же ткани, богато расшитый замысловатыми узорами. Ловкие руки камеристки освободили от множества шпилек, гребней и разных заколок роскошные волосы королевы, которые, рассыпавшись по плечам, почти закрыли верхнюю часть фигуры.

Слегка запахнув пеньюар, Мария уселась перед большим венецианским зеркалом, вглядываясь в свое отражение, и вдруг тихонько задала извечный женский вопрос:

– Зеркало, зеркало на стене, скажи, кто прекрасней в этой стране?

И вдруг едва не завизжала от ужаса. Потому что из-за плотной шторы ей ответили:

– Конечно, Вы, Ваше Величество!

В комнату шагнул Шателяр!

Мария сидела, прижав руки к груди и едва переводя дыхание. Поэт воспользовался ее растерянностью, чтобы броситься к ее ногам.

– О, богиня! Конечно, нет Вас прекрасней!

– Вы с ума сошли! В двух шагах мой брат, он просто убьет вас!

– Если Вы не станете звать на помощь, то никто не узнает. Позвольте мне поцеловать хотя бы пальчик Вашей прекрасной ручки!

Королева зашипела:

– Вы это делаете по десять раз на день, неужели нужно было являться сюда в такой час?!

Шателяр был настойчив:

– Значит, ножки…

От слов он быстро перешел к делу. Его губы заскользили по ее стопе, добрались до коленки, освободив ее от тонкой ткани сорочки… Мария замерла, губы и руки поэта были такими горячими, а она так соскучилась по простой ласке! Который год ее ножек не касались мужские руки…

Сколько продолжалось это безумие? Наверное, не слишком долго, потому что Шателяр успел только добраться руками до бедер, а губами чуть выше колен… Мария откинулась назад, пытаясь руками слабо защищаться, но казалось, еще мгновение, и эта защита перерастет в бурные объятья!

И вдруг…

Джеймс Стюарт рычал, словно огромный лев на добычу:

– Это Вы, мадам, называете невинными шалостями?!

Мария вскочила, Шателяр остался на полу, растерянно оглядываясь.

– Как вы посмели войти в мою спальню без предупреждения, граф Меррей?!

Он не стал даже объясняться, только презрительно скривился:

– Запахните пеньюар, мадам!

Следующий окрик Джеймса вызвал стражу, Шателяра утащили куда-то, следом ушел и сам Меррей, пообещав:

– Завтра поговорим!

Джеймс вышагивал по коридору следом за стражниками, уведшими поэта, и раздумывал. Он мог бы одним словом сейчас уничтожить сестру, королеву, которая в раздетом виде принимала у себя мужчину, тем более такого – беспутного, по мнению большинства, уже из-за одного того, что он поэт, окунуть в бездну презрения легко. Стоит позволить Ноксу, опираясь на такой факт, вытащить все остальное – маскарады с переодеваниями, поцелуйчики во время танцев (кого волнует, что это положено по ритуалу?), шлейф слухов, притащившийся следом за Марией из Франции, тем более они связаны все с тем же Шателяром и его хозяином Данвиллем… и проповедник просто утопит королеву в народной ненависти. Но это было не в интересах самого Меррея. Снова начнется бунт, и все усилия по установлению порядка в Шотландии пойдут прахом.

Черт бы побрал эту любвеобильную бабенку, так не вовремя появившуюся в Холируде! Теперь Джеймс Стюарт той жалости, которую испытал, увидев уставшую после трудного плавания и испугавшуюся одного вида Лейта Марию, больше не испытывал. Он хорошо знал, что сестрица вполне стоит своей матери Марии де Гиз – протянешь в помощь палец, лишишься руки до самого плеча. Скорее выдать ее замуж! За кого угодно – испанца, австрийца, шведа, наконец, говорят, шведский король хоть и не в себе, но тоже ищет невесту. На коленях стоять перед Екатериной Медичи, чтобы забрала обратно во Францию, лишь бы подальше от Эдинбурга!

Джеймс тем более спешил, что, если нынешнее происшествие станет известно, сплавить опозорившуюся красотку будет еще сложнее. Нельзя допустить, чтобы на королеву легла хоть тень подозрения, слуги будут молчать, их можно купить, а вот что делать с самим глупцом и беспокойной Марией? И вдруг Меррея осенило!