Чуть в стороне через зеленый перелесок елей и сосен перешагивали металлические мачты высоковольтной линии. Казалось, вокруг все замерло. Только набухшие влагой облака, как стальные крейсера, застыли в поднебесье. Если бы не гул двигателя, то Ефанов услышал бы, как туго натянутой струной звенит тишина.

Два дня назад здесь на склоне паслась отара овец, бродил чабан с собакой, а сейчас пусто. «Перекочевал, наверное, – подумал Анатолий. – Странный все-таки народ– чабаны. Живут отшельниками, зато здоровье отменное. Свежий воздух, баранина, шашлыки и шурпа … Я бы так не смог, затосковал от одиночества».

– Дождь надвигается, – буднично, как давно решенное, сказала кассир, прервав его размышления.

– Да, пожалуй, – согласился он.– Парит, как в бане.

Вдруг впереди у обочины за сто метров до поворота, скрытого за деревьями, увидел временный дорожный знак о ремонтных работах и стрелку – указатель «Объезд» на старую грунтовую дорогу, которой пользовались довольно редко.

– Черт подери этих дорожников, – выругался он в сердцах. – Всегда они не вовремя. Утром все было нормально, никаких аварийных участков. Что бы могло случиться? Может оползень или камнепад? А если ДТП? Но почему не видно гаишников? Странно.

Он замолчал, размышляя. Левкова тоже призадумалась.

– Что будем делать мать – начальница? – с напускной бодростью спросил водитель, притормаживая. – Дорога закрыта. Поедем в объезд? Нарушать правила мне не с руки, вдруг гаишник в засаде засел. Они любят готовить неожиданные сюрпризы. Отберут техталон и тогда я пешеход.

Она с минуту молчала, ощущая неуверенность, потом велела:

– Давай, Толя, в объезд, чтобы не нарушать правила. Только не останавливайся, помни какой у нас груз.

Раиса Антоновна машинально положила руку на сумку с деньгами. Ее начинали беспокоить непредвиденные обстоятельства. Ефанов круто вывернул руль и ГАЗ – 52, подпрыгнув на бугристой обочине, съехал на грунтовую дорогу. За открытыми оконцами проплывали мелколесье, кустарники жимолости и диких роз и колючего шиповника.

Издали доносились раскаты грома и небо на востоке над цепью гор было затянуто свинцовой пеленой. Там сверху вниз, словно огромный занавес ниспадали темные полосы.

«Дождь может разрушить все планы,– огорчился Анатолий, с утра тешивший себя радостной мыслью о свидании с Галей. Они договорились вечером прогуляться в молодом ельнике, что окрестностях Залесья, собрать грибы и послушать пение птиц. Он без ума от девятнадцатилетней девушки и она, видимо, не прочь связать с ним свою судьбу. Погулял два года после армии, пора и честь знать, – рассуждал он. – Родители при каждом случае допекают, подавай им внуков. А без Галиного участия сына или дочки не получится».

– Толя, не отвлекайся, гляди вперед, – тронула его за руку женщина. В тридцати метрах из-за ели вышел высокий мужчина в милицейской форме и фуражке с красным околышем. Жестом руки, держа жезл, велел остановиться.

– Милиция, ГАИ? – недоуменно промолвил Ефанов. – Может, решили в укромном месте устроить засаду? – Но к чему здесь можно придраться? Дорога такая, что только на волах и телегах ездить, не разгонишься, поэтому, даже при желании, скорость превысить просто невозможно. Вот чудаки.

Реакция на знак инспектора ГАИ сработала, парень сбавил скорость, и приблизившись разглядел звездочки на погонах – старший лейтенант и надменное, не сулившее добра, лицо офицера.

– Толя, а мотоцикл-то? – прошептала кассир. Он понял ее с полуслова, как только в поле зрения попал мотоцикл МТ-10 с коляской синего цвета. Он знал, что у гаишников мотоциклы обычно окрашены в желтый цвет и имеют фару-прожектор на коляске.

«Может, общественника подключили к дежурству, – затеплилась в нем надежда, когда увидел, как к офицеру подошел угрюмый широкоплечий мужчина с красной повязкой на рукаве». Ему и самому не раз доводилось помогать сотрудникам ГАИ и ДПС, когда проводились рейды-поверки по охране урожая.

Но все же смутное чувство тревоги от Левковой передалось водителю, хотя милицейская форма усыпила бдительность, вышибла из памяти требования инструкции не останавливать машину во время перевозки денег и материальных ценностей. На кассира, которая могла бы ему об этом напомнить, нашло оцепенение.

Старший лейтенант резко открыл дверцу кабины и бросил взгляд на инкассаторскую сумку. Чтобы не вызвать подозрения, представился, приложив ладонь к козырьку фуражки.

– Госавтоинспектор … – невнятно скороговоркой произнес фамилию и четко потребовал. – Ваше водительское удостоверение и талон о прохождении техосмотра.

Ефанов полез в карман брюк, а офицер выдернул из замка зажигания ключ. Мотор заглох. Шофер, подавая удостоверение, через боковое окно, заметил подъехавший мотоцикл «Ява-350» и парня-рокера в кожаной куртке, синем шлеме и очках и все с горечью понял. Это было последнее, что он успел увидеть. Угрюмый «общественник» с красной повязкой хладнокровно выстрелил из пистолета ему в сердце.

Водитель дернулся и затих, сжимая в слабеющей руке удостоверение и привалившись головой к онемевшей от ужаса женщине. Левкова, будто лишившись дара речи, расширив зрачки, смотрела, как на синей, сорочке парня расползалось красно-бурое пятно.

Выстрела она не слышала, потому что он совпал с раскатом грома, но до женщины дошел смысл происходящего.

– Толя-я, Господи, что вы с ним сделали? – заголосила она по-бабьи горько, не выпуская из рук сумку деньгами, словно ребенка прижав ее к груди.

– Заткнись, стерва! Рот на замок! – закричал «милиционер». – Слазь с машины. Деньги сюда. Живо! Лысый, займись ею!

Левкова мертвой хваткой вцепилась в сумку, и угрюмый мужчина с залысиной, падкий на женщин, выволок из кабины вместе с сумкой. Она упала на твердую сухую землю, сбив колени в кровь. В ней пробудился инстинкт самосохранения. Раиса Антоновна, остро ощутив безысходность своего положения, попросила их:

– Пожалейте ради Бога… У меня малые детки … На все согласна, только не убивайте…

– Герман, я позабавлюсь, аппетитная баба? Жаль товар зазря пропадет, – разорвал шелковую блузку, Лысый жадно впился глазами в смуглую с коричневым ободком соска грудь. – Можно, Герман, я очень изголодался, аж кровь в виски ударила. Погляди, какие у нее крутые бедра и упругая грудь. Зазря баба погибнет без последней радости? Я ее здесь, а потом в расход…

– Нет времени, Лысый, остынь, найдешь себе бабу в городе, – возразил «старший лейтенант». – Надо рвать когти. В другой раз утолишь свою страсть. А здесь тебя смогут по сперме «вычислять».

– Откуда у ментов мое семя? – возразил Лысый, недовольно заскрипев зубами, но ослушаться Дробич не посмел.

– Умоляю вас! Люди вы или звери!?– тщетно пыталась докричаться до них отчаявшаяся женщина.

– Кончай с ней, Лысый, нам свидетели не нужны, – приказал Герман и отвернулся, чтобы не видеть проникающего в душу взгляда. Это были последние слова, услышанные Левковой. Хлопнул выстрел, пуля размозжила ей голову. Тело задергалось в конвульсиях, и из зияющей раны у виска потекла теплая алая кровь, медленно впитываясь в сухую землю. В остекленевших глазах застыло хмурое небо. Герман вырвал из цепких, пальцев женщины инкассаторскую сумку.