головой загремела, залязгала, осыпаемая градом мусора. Толпа зевак впереди безучастно расступилась, освобождая путь автомобилю и погромщикам. Поднять руку на девушку, которая, всхлипывая, задыхаясь от быстрого бега, петляла среди прохожих и припаркованных у обочин машин, никому даже в голову не пришло, но и на помощь ей никто не спешил. Все наблюдали за происходящим молча, с видом сторонних зрителей: нас, дескать, это не касается.

– Я ее подхвачу, – сказал В-Стивенс. – Вы, главное, притормозите чуть впереди.

Обогнав девушку, Паттерсон ударил по тормозам. Венерианка заметалась по мостовой из стороны в сторону, точно вспугнутый заяц, впопыхах устремилась назад, навстречу погромщикам, однако В-Стивенс, одним прыжком выскочив на асфальт, настиг ее, схватил за руку и поволок к машине. Ле Марр с Эвелин Каттер втащили обоих внутрь, и Паттерсон снова вдавил в пол педаль газа.

Не прошло и минуты, как «Бьюик», свернув за угол, разорвал бампером веревку полицейского ограждения, и опасная зона осталась позади. Еще минуту спустя частый топот и яростный рев бегущих стихли вдали.

– Все в порядке. Все в порядке, – мягко, настойчиво втолковывал венерианке В-Стивенс. – Мы тебе не враги. Видишь, я тоже из гуселапых.

Девушка, вжавшись спиной в дверцу, съежилась, поджала колени к груди. Зеленые глаза ее округлились от страха, впалые щеки конвульсивно, нервно подергивались. На вид лет около семнадцати. Венерианка машинально стягивала перепончатыми пальцами разорванный ворот блузки. Одну туфельку она потеряла, на лбу краснела царапина, темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, губы дрожали так, что ни слова не разберешь.

Ле Марр ухватил ее за запястье, пощупал пульс.

– Да у нее сердце вот-вот из груди выскочит, – пробормотал он и, вынув из кармана пиджака шприц-ампулу, вогнал в трясущееся предплечье девушки дозу наркотика. – Пусть успокоится малость. Физически не пострадала: догнать ее не успели.

– Все в порядке, – снова забормотал В-Стивенс. – Мы – врачи, доктора из Центральной городской клиники, все, кроме мисс Каттер: она у нас отвечает за документацию. Доктор Ле Марр – невропатолог, доктор Паттерсон – специалист по онкологическим заболеваниям, а я – хирург, видишь? – объяснил он, легонько коснувшись лба девушки прецизионным хиропротезом. – И вдобавок тоже венерианин, земляк твой. Сейчас отвезем тебя в клинику, побудешь там.

– Нет, но вы видели?! – внезапно взорвался Ле Марр. – Никто даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь ей! Стояли столбами и…

– Им просто страшно, – объяснил Паттерсон. – Просто не хочется ввязываться в неприятности.

– Не выйдет, – холодно хмыкнула Эвелин Каттер. – От неприятностей подобного рода не остаться в стороне никому. В таких вопросах сторонних зрителей не бывает: это вам не футбол.

– И что же дальше будет? – с запинкой пролепетала спасенная девушка.

– С Земли тебе лучше убраться подобру-поздорову, – мягко посоветовал ей В-Стивенс. – Как и прочим венерианам. Возвращайся домой и оставайся там, пока это безобразие не уляжется.

– А уляжется ли? – выдохнула она.

– Со временем – обязательно, – заверил ее В-Стивенс, потянувшись вперед и вручив венерианке одну из сигарет Эвелин. – Дальше так продолжаться не может. Мы должны жить свободно.

– Полегче, – угрожающе бросила ему Эвелин. Глаза ее вспыхнули враждебным огоньком, будто тлеющие угли. – Я полагала, вы выше всего этого.

Темно-зеленое лицо В-Стивенса приобрело явственный красноватый оттенок.

– По-вашему, я способен сидеть сложа руки, в то время как моих соотечественников убивают и осыпают оскорблениями, а наши интересы ущемляют на каждом шагу, дабы глиномордые вроде Ганнета богатели, жирели на крови, выжатой из…

– Как-как? «Глиномордые»? – в изумлении переспросил Ле Марр. – Вейчел, что это за словцо?

– Так среди них величают землян, – пояснил Паттерсон. – Уймитесь, В-Стивенс. На мой – и далеко не только на мой – взгляд, в природе не существует никаких «наших» и «ваших». Все мы – один народ, одна раса. Как-никак, ваши предки – те же земляне, осевшие на Венере в конце двадцатого века.

– Вот именно. Вся разница в мелких адаптивных преобразованиях, – поддержал его Ле Марр, – а факт остается фактом: мы до сих пор способны к скрещиванию, и это неопровержимо доказывает принадлежность к одной и той же расе.

– Способны-то способны, – натянуто улыбнувшись, заметила Эвелин Каттер, – да только кто возьмет в жены одну из гуселапых или из воронья?

Все надолго умолкли. Словно кожей чувствуя сгущающуюся в кабине враждебность, Паттерсон гнал «Бьюик» к клинике на полном ходу. Венерианка, сжавшаяся в комок, безмолвно курила, не сводя потемневших от страха глаз с вибрирующего пола.

Притормозив у контрольно-пропускного пункта, Паттерсон предъявил охраннику клиники служебный пропуск, и едва тот махнул рукой, пропуская автомобиль, снова прибавил газу. Убирая пропуск в карман, он нащупал внутри еще кое-что и немедленно вспомнил об одной из насущных забот.

– Кстати. Отвлекитесь-ка от политических неурядиц и поглядите, – заговорил он, перебросив назад, в руки В-Стивенса, запечатанный тубус. – Ответ от военных, получен с утра. Канцелярская ошибка. Прочтете, отдайте Эвелин. Вообще-то это ее епархия, но мне стало интересно.

В-Стивенс разделил тубус надвое и вытряхнул содержимое на колени. Внутри обнаружилось самое обычное заявление о госпитализации в государственную клинику с указанием личного номера ветерана боевых действий, а также его старые, изрядно засаленные пленки, истершиеся за долгие годы бумаги, грязноватые листы писчей фольги. Сколько раз их сворачивали и разворачивали, запихивали в карман рубашки, носили вплотную к волосатой, потной груди…

– И что в этом особенного? – раздраженно осведомился В-Стивенс. – Нам, кроме бюрократического крючкотворства, больше заняться нечем?

Паттерсон остановил машину на служебной стоянке и заглушил мотор.

– Личным номером поинтересуйтесь, – ответил он, распахнув дверцу. – Проверьте его и увидите, что здесь особенного. У госпитализированного в кармане оказалось удостоверение ветерана войны полувековой давности… за номером, который еще никому не присвоен.

Безнадежно озадаченный, Ле Марр взглянул в сторону Эвелин Каттер, перевел вопросительный взгляд на В-Стивенса, но объяснений так и не получил.

От беспокойной, прерывистой дремы старика пробудило гудение гарнитуры на шее.

– Дэвид Унгер, – заговорил чуть дребезжащий, металлический женский голос, – вам необходимо как можно скорее вернуться в клинику. Повторяю: вам необходимо как можно скорее вернуться в клинику.

Старик закряхтел, с трудом поднялся на ноги, схватил алюминиевую трость и заковылял прочь от раскаленной, обильно залитой потом скамьи, к пандусу, ведущему из парка на улицу. Надо же, а? Как нарочно! Только ему удалось уснуть, одолев и жаркое солнце, и визгливый хохот ребятишек пополам со смехом девиц и солдат…

У самой ограды парка какие-то двое, завидев его, воровато шмыгнули в кусты, обошли старика далеко стороной. Дэвид Унгер остановился, замер на месте, не веря глазам… и сам удивился силе собственного голоса. Да, он закричал, закричал во всю глотку! Вопль ярости и отвращения эхом разнесся от края до края парка, над зеленой травой, среди тихих деревьев:

– Гуселапые!!!

Встрепенувшись, старик неуклюжей