и Амандинье приходится проводить с нами больше времени. Она полностью отгораживается ото всех.

– Может, мне с ней поговорить? – предлагаю я.

– Попробуй, не повредит, – решает донья Сельма.

– Можно, я тоже с ней поговорю? – снова вмешивается Педро.

У меня немедленно напрягается спина. Судя по тому, как его дедушка терроризировал детей, которые играли в футбол слишком близко к его пекарне, и по тому, как его мать считает, что она вправе открыто критиковать меня – подростка, я сомневаюсь, что кто-то вроде Педро Молины знает, как разговаривать с ребенком.

Следующее, что я помню, – он опускается на колени рядом с Амандиньей. Они о чем-то болтают, и он открывает ее коробку с рисом и фасолью, притворяясь, что съест все сам, как Коржик[67]. Амандинья улыбается, и я чувствую, что тоже улыбаюсь, но девочка не сдается. На этот раз она еще дальше отодвигает от себя коробку.

Педро возвращается к нам, почесывая затылок.

– Не получилось? – уточняет донья Сельма.

– Нет. – В голосе Педро звучит беспокойство. – Она говорит, что у нее болит живот. Жаль, что я не привез чай болдо[68].

Я ловлю себя на том, что говорю:

– Не думаю, что чай болдо поможет.

Я направляюсь к столику Амандиньи. Рядом в коробке с игрушками лежит большой плюшевый Снорлакс[69], и я беру его. Присаживаюсь на корточки и усаживаю Снорлакса на пустой стул рядом с ней.

– Привет, я Лари.

Она бросает на меня косой взгляд и притягивает к себе Снорлакса.

– Это мое.

– Это мой любимый покемон, – сообщаю я. Указываю на горячее. – Тебе не нравится еда?

Педро внезапно садится на то место, где раньше лежала игрушка.

– У меня болит живот. – Ее голос приглушен, личико уткнуто в пухлого Снорлакса.

– У меня тоже болит живот, – признаюсь я.

Педро смотрит на меня так, будто не понимает, к чему я клоню, а она поднимает взгляд из-за игрушки.

– Где у тебя болит?

– Тут, – говорит она, указывая на сердце.

– В груди?

– И тут, – она указывает на живот.

– Как будто тебе нужно в туалет?

– Нет. – Она мотает головой, явно раздражаясь. – Я хочу к маме!

Педро смотрит на меня, не находя слов.

По раскрасневшемуся лицу девочки текут слезы, и она вытирает глаза Снорлаксом. Слова Амандиньи пронзают меня насквозь. Мне знакомо это чувство, когда скучаешь по кому-то так сильно, что начинает болеть живот. Распространяющаяся внутри пустота ноет все сильнее, и я знаю, что никакой чай болдо не поможет.

Проходящие мимо Синтия и Пэ-Эс заметили плачущую Амандинью. Они присаживаются рядом с ней на корточки, и Синтия раскрывает ей объятия. Амандинья кладет голову на плечо Синтии, в то время как Пэ-Эс гладит Амандинью по руке, сам выглядя заплаканным. Виктор приносит Амандинье салфетки и снова уходит, продолжая раздавать другим детям коробки с едой.

– Что случилось? Почему она плачет? – спрашивает Синтия нас с Педро, морщинка пролегает у нее между бровями.

– Она хочет к маме, – одними губами поясняет Педро.

– Мама скоро за тобой приедет, – говорит Синтия, чтобы успокоить Амандинью, но маленькая девочка мотает головой.

– Хочу сейчас! – кричит Амандинья.

– Я бы хотела, чтобы ты сейчас была с мамой, – говорю я ей. – Но держу пари, она хочет, чтобы ты была счастлива со своими друзьями здесь, в «Голосах», до тех пор, пока она не приедет за тобой.

Она качает головой, снова замолкая.

– А я скучаю по своей бабушке, – признаюсь я.

Амандинья поднимает глаза.

– Она не может за тобой приехать?

В моем горле образуется болезненный комок.

– Не может.

Дыши.

Я пытаюсь улыбнуться, но, по-моему, выходит немного криво из-за попыток сдержать слезы, и тут вмешивается Педро.

– Если ты поешь и пойдешь играть со своими друзьями, увидишь, что время пролетит быстрее, – говорит он.

– Не хочу есть! – огрызается Амандинья. – Я не голодная! Я скучаю по маме!

– Амандинья, мы тебя понимаем, – говорит Синтия, и Пэ-Эс согласно кивает.

– Я все время думаю о своей бабушке, – признаюсь я Амандинье. – И иногда не хочу есть. Трудно глотать, когда грустно и больно внутри, верно?

Синтия с сочувствием смотрит на меня.

Я замечаю, как Пэ-Эс вытирает уголки глаз салфетками, которые должны были предназначаться для Амандиньи. Он отводит взгляд и резко встает.

– Извините, я думаю, Виктору нужна помощь, чтобы раздать остальные коробки, – быстро бормочет он. – Я сейчас вернусь.

Он выходит из комнаты, проносясь мимо Виктора к выходу.

Синтия и Педро тоже замечают его вспышку и обмениваются обеспокоенными взглядами.

Я проглатываю комок в горле и продолжаю:

– Но когда я ем, мне действительно кажется, что бабушка со мной. Она любила готовить.

Амандинья смотрит на рис и бобы.

– Моя мама тоже любит готовить! – Ее голос повышается от волнения. – Ей нравится готовить рис с бобами для меня и моего двоюродного брата. Но я не люблю рис и бобы.

– Хочешь, открою тебе секрет? – шепчу я ей. – Мне тоже не нравились бобы. Мне они казались похожими на жуков.

– Что?! – Педро восклицает так, как будто я только что произнесла нечто кощунственное.

Искреннее удивление в его голосе заставляет девчушку хихикнуть.

– Что? – вторит ему Амандинья, и мы все удивленно смеемся.

– Но однажды я решила попробовать бобы, и они мне понравилась, – говорю я.

Кажется, она не слишком убеждена.

– Ты когда-нибудь ела на пляже вареный арахис? – интересуется Синтия.

– Я люблю вареный арахис! – говорит она.

– Бобы на вкус немного похожи! – говорит Синтия, и Амандинья с новым интересом смотрит на еду. – А еще – рис и бобы сделают тебя сильной. Наверное, поэтому твоей маме они нравятся. Тебе необязательно это есть, если ты не хочешь. Мы еще привезли вкусные спагетти.

– Но я думаю, тебе понравятся эти бобы, – добавляет Педро.

– Знаешь, это мы их приготовили, – говорю я, подмигивая Амандинье. – И я добавила к ним магию моей бабушки.

Она благоговейно округляет глаза.

– Магию?

– Ты знаешь, что у некоторых людей волшебные руки? Это значит, что они готовят самую вкусную еду.

– У тебя волшебные руки? – Она смотрит на мои руки так, словно ждет, что они заискрятся.

Я снова вспоминаю о том случае с супом из цветов. Бросаю взгляд на ободряющую улыбку Педро. Неужели он не помнит? Неужели не помнит, какой поток издевательств вывалил на меня в тот день?

– У меня? Нет, – у меня немного пересыхает в горле. – Но у моих мамы и бабушки – да. И я позаимствовала у них немного магии, чтобы превратить этих жуков, – я киваю на коробку, – во вкусные бобы.

Она придвигает коробку поближе и с удовольствием начинает есть. Педро одаривает меня широкой