они — семья… Я не хочу мстить им. Мне хватит великодушия их простить. Я хочу, чтобы у них все было благополучно.

Поразительная девочка. Где-то очень глубоко мне становится совестно, что в свое время мне не хватило великодушия простить отца. Я никому этого не рассказывал, но с Эльвирой хочется поделиться. Похоже, сегодня вечер удивительных историй.

41

Стоит Игорю заговорить про кару для моей семьи, мне становится жутко. Я не могу выбрать, кто больше виноват передо мной. Папа продал, мама не любила, Алия просто присвоила все, что было моим. Моя семья меня вытолкнула и благополучно живет. И пусть дальше живут. Я не возьму грех на душу, чтобы решать их судьбу. А долг отца хочу выплатить, чтобы повести себя по-человечески. Вряд ли он узнает, а если узнает, кто выплатил его долг, вряд ли поблагодарит, но мне и не нужна благодарность. Я даже не знаю, в каком возрасте попала к чете Хамсутдиновых. Но они в любом случае дали мне кров, стол, образование. Неправильно за это платить черной монетой.

— Мне твое всепрощение кажется диким, — вдруг произносит Игорь резко и сминает в кулаке салфетку. — Со своим отцом…

Он на мгновение задумывается, будто взвешивает, рассказывать или нет, а потом все-таки продолжает:

— Мама сбежала от отца, когда мне было пять, — он допивает вино и обновляет оба бокала. Переставляет пустую бутылку на пол. — Но для меня, ребенка, она просто исчезла. Отец не рассказывал, что произошло. Ее просто не стало с нами.

Он не смотрит на меня, и мне становится неуютно, потому что я чувствую, что грядет очень нелегкий рассказ, на который придется как-то реагировать, а я понятия не имею, чем можно утешить человека. В такие моменты кажется, что все слова бесполезны.

— Мы с отцом ездили из Москвы в Питер и обратно, ко мне приходили преподаватели, учили меня. И за каждое замечание, — голос Игоря становится плоским и жестким, — отец меня бил. Иногда ремнем, иногда руками. Потом жалел, говорил, что я его вынудил. Что должен стараться лучше.

Игорь с маниакальной сосредоточенностью отрезает кусок бараньей котлеты. Будто он своему отцу пальцы кромсает этим зубчатым ножом, аккуратно придерживая у основания вилкой.

— И я правда старался. Я задавал преподам вопросы и исправно делал все домашки. Но когда они не жаловались на меня, отец сам проверял тетради и находил помарки, кляксы, исправления. И каждый раз избивал. Я ведь был уверен, что недостаточно хорош. Правда старался исправиться!

Смотрю на Игоря затаив дыхание. Рассказ дается ему нелегко, но я не имею никакого морального права прерывать поток откровений даже неудачно заданным вопросом.

— Я знаю, каково это — всю жизнь нести идею о том, чтобы заслужить уважение родителей. Родителя. «Такой жалкий червяк, как ты, никогда не станет моим преемником» — так он говорил, — Игорь поднимает руку, подзывая официанта.

Когда тот подходит, как ни в чем не бывало просит повторить вино. Ужасаюсь тому, насколько он может быть внешне спокойным, потому что представляю себе, какой у него в душе сейчас ураган. Такое умение скрывать эмоции не дается просто так.

— Он перестал меня бить, когда мне исполнилось двенадцать. То ли понял, что я могу сдачи дать, то ли ему просто надоело, — голос Игоря твердеет. — Представляешь, мне стало этого не хватать! Потом я уже понял, что мне не хватало не побоев, а того, чтобы он интересовался мной. Чтобы ему было не все равно. Просто его интерес в моей голове был связан с избиениями. Бьет, значит, любит, — это про нас.

Игорь посмеивается, задумчиво глядя в сторону. Я вспоминаю их встречу в доме, и меня пробирает озноб. Хочется спросить, ненавидит ли он отца по сей день, но есть правило не задавать вопросов без приглашения, а еще я отчетливо вижу, что он еще не договорил.

— Я так и не стал его преемником. Я забрал у него бизнес. Вырвал силой, — продолжает Игорь разливая новое вино, принесенное официантом. — И не потому что стремился к этому, а по стечению обстоятельств…

Игорь говорит ровным тоном, вертит в одной руке бокал с вином, но вторую сжимает в кулак. Наверное, выглядело бы не так жутко, если бы он хотя бы повысил голос, потому что внутри рвущийся наружу зверь ярости, а снаружи спокойствие, штиль. И только усилием воли Игорь не позволяет монстру вырваться на свободу.

— Я до сих пор помню, что там произошло. В его доме в Коломягах. На нашу еженедельную встречу я приехал со своей девушкой. Увидев ее, отец брякнул о том, что рад наконец увидеть избранницу своего «слюнтяя». С ним ничего бы не случилось, если бы он не унизил меня перед женщиной.

В этот момент до меня с дикой четкостью доходит смысл той фразы, которую Игорь сказал в доме у отца. «Заботимся о родителях так, как они заслужили». Так Михаил Павлович в этом состоянии, потому что…

— Я выставил… черт, уже не помню, как ее звали, — Игорь качает головой, точно не веря, что мог это забыть. — Я выставил ее в коридор и изнутри закрыл кабинет на ключ.

42

— Я остановился, только когда отец перестал издавать звуки. Бил и бил, пока не заметил, что не произвожу никакого эффекта, — заканчивает рассказ Игорь. — С той девушкой мы расстались, когда я вышел за дверь. Она все слышала. Но мне и не до нее стало. Как только отец попал в больницу, его бизнес автоматом перешел ко мне. Я бы не стал влезать в его дела, знакомиться с его влиятельными друзьями и решать их проблемы, но мне пришлось погрузиться в это.

Я все еще в шоке от этого рассказа. Теперь ясно — Игорь отправил своего отца в пожизненный отпуск и приковал к каталке. Я на его стороне, такого отца надо было поставить на место, но наносить человеку, который тебя породил, настолько тяжкие травмы — тоже неправильно. Меня раздирают противоречивые мысли. Не могу сформировать четкое мнение. Но больше всего сейчас мне бы хотелось избавить самого Игоря от боли, которую он носит в себе.

Он переводит на меня тяжелый взгляд и кивает на вино. Подчиняюсь, чокаюсь с ним, делаю глоток. Руки как ватные, я сижу в таком оцепенении, что мне даже шевелиться сложно.

— Как я тебе уже говорил, из этого мира просто так не уходят и войти туда тоже непросто, — продолжает Игорь озабоченным тоном. — Мне пришлось завоевать свое