Мисс Езерска заметила, что глаза великого продюсера начали слегка стекленеть. «Ну что ж, ближе к делу. В чем сюжет?» — повторил он.

«Сюжет — это искупление вины», — ответила она.

Теперь Голдвин выглядел так, словно обед был ему не по вкусу, и тогда мисс Езерска разразилась длинной автобиографической иеремиадой: «Чтобы жить своей жизнью, мне пришлось оторваться от маминой брани и отцовских наставлений, но без них у меня не было жизни. Когда ты отрекаешься от своих родителей, ты отрекаешься от земли под ногами, от неба над головой. Ты становишься изгоем...». Чем больше она говорила, тем больше, казалось, усиливалось явное желудочное расстройство Сэма Голдвина, и тем оживленнее становилась она сама: «Они оплакивали меня, как будто я умерла. Я как Каин, навеки связанный с братом, которого он убил своей ненавистью...».

В этот момент мистер Голдвин вспомнил о срочной встрече, положил салфетку рядом с тарелкой и удалился. Он решил, что имеет дело с сумасшедшей.

И все же, несмотря на всю ту шумиху, которая сопровождала приезд Анзи Езерски в столицу кино, она по-прежнему считалась в Голливуде «горячей штучкой». Ей говорили, что у нее «кредитоспособное лицо», то есть что она выглядит честной, что у нее такое лицо, которому можно дать кредит. Несмотря на то, что с момента приезда она вообще ничего не написала, Уильям Фокс из компании Fox Pictures обратился к ней с предложением увести ее у Голдвина, предложив ей контракт с нарастающей оплатой — двадцать тысяч долларов за первый год, тридцать тысяч за второй и пятьдесят тысяч за третий. Это был такой голливудский контракт, за который большинство киносценаристов готовы были бы умереть. Но, чувствуя себя растерянной, сбитой с толку, совершенно не в своей тарелке, мучительно сомневаясь в том, что она никогда не сможет создать ничего достойного столь внушительной зарплаты, она колебалась. Она не могла привыкнуть к цинизму Голливуда. Она верила, что пишет по вдохновению, а муза ее покинула. Она страдала от того, что сегодня можно было бы назвать острым культурным шоком. В конце концов, она вернула контракт с Fox без подписи. «Кем вы себя возомнили?» — спросил ее Уильям Фокс. — «Жанной д'Арк, в ожидании голоса?» Она покинула Голливуд, чтобы больше никогда туда не возвращаться, и вернулась в Нью-Йорк и нищету.

Ее следующий роман, «Саломея из доходных домов», в коммерческом отношении оказался не лучше первого. Его не купили для кино. Фильм «Голодные сердца» тоже не принес успеха в прокате. Она уже была побежденной женщиной. Для своих родителей она была неудачницей, так как не вышла замуж и не родила детей. Позже, когда Великая депрессия охватила всю страну, Езерске удалось найти работу в писательском проекте WPA, где, чтобы получить зарплату, она была вынуждена ежедневно ваять положенное количество слов в путеводителе для туристов по Нью-Йорку.

История Роуз Пастор Стоукс закончится на не слишком приятной ноте триумфа. В то время как Первая мировая война охватила всю Европу и неумолимо втягивала Соединенные Штаты в конфликт, а президент Вильсон колебался, Роуз продолжала активно работать, гастролировать, участвовать в пикетах и выступать с речами в защиту социализма. До начала лета 1917 г. Роуз и ее муж представляли собой единый политический фронт, но затем появились первые признаки раскола. Это произошло после официального осуждения социалистической партией военных программ Вильсона, когда в апреле того же года он окончательно объявил войну Германии. Грэм Стоукс, не одобрявший антивоенную позицию партии, объявил, что выходит из партии и уходит в армию. За этим последовало заявление Роуз о том, что она тоже выходит из партии.

Но через несколько недель она изменила свое решение и объявила, что вновь вступает в ряды социалистов. Уже через несколько дней она снова была в политической борьбе, посещала собрания и митинги социалистов, приковывала себя наручниками к бастующим рабочим. В конце 1917 года она выступила в поддержку забастовки в швейном районе, маршируя и скандируя вместе с забастовщиками. В этот момент к ней спустились десятки полицейских с ночными палками. Раздались крики, вопли, всеобщее замешательство, а затем полицейские, размахнувшись, бросились на пикет. Одна из бастующих женщин вела за руку своего маленького сына. Ее оттолкнули в сторону, и полицейский начал бить ребенка дубинкой. Роуз Стоукс бросилась на защиту мальчика и кинулась на него. От удара дубинкой она потеряла сознание. Это было первое из нескольких жестоких полицейских избиений, которым она подверглась в течение последующих десяти лет.

Это было достаточно плохо, но к 1919 году у Роуз Пастор Стоукс возникли еще более серьезные проблемы. В основе всех ее трудностей лежал как раз ее пылкий русский стиль. Но нужно было учитывать и новый дух, царивший в стране. Не успела закончиться Первая мировая война, как по всем Соединенным Штатам прокатились вспышки насилия. Историки и философы отмечали такой феномен: после великого национального конфликта, когда мир восстановлен, нация — уровень адреналина еще высок — часто направляет свою лихорадочную энергию на поиск и обнаружение врагов внутри страны. Версальский мирный договор был подписан в июне 1919 года, но, похоже, гражданские фурии не могли быть демобилизованы так же быстро, как взвод, и 1919 год стал годом фанатизма, эпохой мести внутренним врагам, реальным или воображаемым. Гунн был поставлен на колени, но теперь, похоже, были и другие головы, которые нужно было окровавить.

В 1919 году анархисты Эмма Гольдман и Александр Беркман были освобождены из тюрьмы, а затем вместе с более чем двумя сотнями других «предателей» депортированы в Советскую Россию. Еще 249 русских «нежелательных лиц» были отправлены на борту парохода «S. S. Buford». Молодой специальный помощник генерального прокурора Александра Палмера — двадцатичетырехлетний Джон Эдгар Гувер, в обязанности которого входило рассмотрение дел о депортации предполагаемых коммунистов-революционеров, помогал Палмеру организовывать федеральные рейды по отделениям коммунистической партии по всем Соединенным Штатам. В одном из почтовых отделений Нью-Йорка накануне Первомая было обнаружено шестнадцать бомб, адресованных видным американцам, в том числе Джону Д. Рокфеллеру и генеральному прокурору Палмеру. Кто был ответственен за это, неясно, поскольку список врагов Америки внутри страны постоянно расширялся: черные анархисты, красные террористы, евреи, «желтая опасность», римские католики, которые, как утверждалось, замышляли превратить страну в «черный папизм» и даже установить в Америке власть папы. Опасным элементом считались и итальянцы: готовилась почва для суда над двумя анархистами итальянского происхождения Сакко и Ванцетти, которые должны были быть казнены за предполагаемое убийство начальника кассы в Южном Брейнтри (штат Массачусетс).

Первомайские