И дело не в том, что я влюбился в неё, — это не имело бы смысла, влюбляться в родственниц бесполезно, не знаю почему, но уверен, что это так. Тем более что она старше, а я для неё — просто мальчик, которого ей сдали на хранение. Лучшее, что она могла бы придумать, — поместить меня в чемодан, закрыть его на ключ и убрать в кладовку до приезда родичей из их треклятой Турции! По крайней мере, тогда бы я не пялился на неё постоянно — пялюсь, хоть и понимаю, что ей это не в кайф, она как–то смущённо вздрагивает под моими взглядами, а сам я краснею, точно полный идиот, недоделанный дистенциальный коблоид, становлюсь такого же цвета, как её волосы, но всё пялюсь и пялюсь…

Очередной монстр попался под руку, пришлось его грохнуть, кишки размазаны по всему монитору!

А вообще — зачем она так странно покрасилась?

Спросить? Не спросить? Спросишь — ещё обидится…

Я не влюбился в неё, но она сейчас интересует меня больше всего на свете. Особенно после того как я наткнулся на её сетевой дневник. Мне кажется, она несчастна, хотя как–то во время очередной перепалки матушка обиженно говорила папеньке, что ничего не поделаешь, счастливых людей в этом мире нет, и сама она не может отнести себя к их числу.

— Отчего это? — возмутился папенька.

— Например, потому, — ответила матушка, — что ради меня никто никогда не совершал подвига. Знаешь, как это обидно?

— Вся моя жизнь с тобой — подвиг! — сказал папенька, и тут мне пришлось свалить подальше, потому что матушка разъярилась не на шутку, и по комнате залетали грозовые молнии.

Но вообще–то подвиг — это прикольно. Наверное, приятно, если ради тебя делают что–то, чего никто ещё не делал.

Симба достойна подвига.

Она сидит неподалёку от меня, склонившись над клавиатурой, и лицо у неё довольно–таки злое.

А я думаю, какой бы мне подвиг совершить.

Можно представить, что я мочу монстров не просто так, а потому, что именно они виноваты во всех Симбиных неприятностях. И чем больше монстров я урою, тем больше шансов, что жизнь Симбы изменится.

Нет, это явная глупость. Какая–то полная мистика, как говорит в таких случаях папенька. Вот если бы монстры похитили Симбу, а я бы её освобождал. Замочил этого, замочил того… Ба, а вот меня нежданно–негаданно замочили…

Приходится запускать игру заново.

Между прочим, один подвиг я уже совершил — замазал–таки трубу под унитазом, Симба взяла у соседей специальную мастику, и я за полчаса управился! В благодарность за бифштексы, которые сам и поджарил. Сам поджарил, сам съел, да ещё и унитаз больше не подтекает. Но всё это не настоящие подвиги, а так — отработка крыши над головой.

Если б я умел, сочинил бы какую–нибудь крутую песню.

Это, наверное, было бы сродни подвигу.

Женщины ведь любят, когда в их честь поют серенады, — тут я могу даже на папеньку с матушкой не ссылаться, без них знаю.

Вот только песни я сочинять не умею, хотя гитара у меня есть и я даже пытаюсь на ней наигрывать. Уже второй год. Это всё тоже папенька — как–то он долго объяснял матушке, что весь свой подростковый период (так и сказал — «весь мой подростковый период») мучил гитару, но безрезультатно, так как у него не было слуха…

— И теперь нет! — перебила матушка.

— А теперь он мне и не нужен, — сказал папенька, — теперь мне и без него нормально, а тогда было плохо. Тогда я хотел клёво играть на гитаре, а теперь уже не хочу…

— Зачем ты говоришь при ребёнке «клёво»? — возмутилась матушка.

— Хорош ребёнок! — воскликнул папенька. — Скоро он тебя бабушкой сделает…

— Сделаешь? — сурово спросила мать и пристально посмотрела на меня.

Я ничего не ответил и свалил в свою комнату. А на следующий день отец притащил гитару. Сейчас у нас в классе даже группа есть, в которой я играю на басу, но песню для Симбы мне всё равно пока не сочинить, надо придумывать другой подвиг, полегче. Хотя, конечно, любой подвиг — дело непростое…

В этот раз монстры ещё более прыткие, но то ли реакция у меня резко улучшилась, то ли я освоился с непривычной клавиатурой — разделываюсь я с ними запросто. Раз–два — и нету монстра! Ура!

Если мыслить логически — а папенька всегда отмечал, что у меня склонность к логическому мышлению, — понятно одно: Симбе на самом деле что–то угрожает. И я даже догадываюсь, что.

Точнее — кто.

Этот идиот, который по–дурацки подписывается в сети.

Нет чтобы просто — Борис Борисович Анциферов, к примеру. А тут — граф Дракула!

Может, он действительно извращенец, сексуальный маньяк из тех, про которых часто пишут в газетах и показывают в криминальных новостях по телевизору. Терпеть не могу новости, а папенька смотрит их как одержимый. Посмотрит по одному каналу, переключится на другой, затем на третий, а там пора опять переходить на первый, матушку аж трясёт от этого, наверное, он и в Турции постоянно в ящик пялится.

Интересно, в Турции, кроме турецкого, на каких языках телек показывает?

Если на английском, папенька ещё что–то поймёт, а вот французский и немецкий ему не по зубам…

Впрочем, не похоже, что граф Дракула — обычный извращенец, обычные извращенцы не торчат часами в сети. Они подстерегают своих жертв где–нибудь в лесополосе, рано утром или поздно вечером, и обходятся без компьютера. Верёвка, старый чулок — что там ещё показывают по телевизору?

А Дракула не таков, может быть, под этим ником и вовсе скрывается не человек, а свихнувшийся компьютер, который установлен где–нибудь в недоступном месте.

Мысль смешная, но мне она нравится.

Даже хочется её с кем–нибудь обсудить.

Но рядом лишь Симба, а с Симбой эту мысль обсуждать бесполезно — она, чего доброго, поднимет меня на смех.

Мне нравится смотреть, как она склоняется над клавиатурой.

Жаль, что она сменила халат на очередную майку.

Такое ощущение, что у неё весь шкаф забит майками, и она никогда не надевает под них лифчик!

Пока она была в халатике, тот временами распахивался, и я видел её груди.

Они на мгновение как бы выпрыгивали наружу, а потом прятались обратно.

Кстати, Симба это быстро засекла, потому и переоделась.

И вот уже два часа со мной не разговаривает.

А про свихнувшийся компьютер — это круто!

Компьютер–извращенец, который бежал от цивилизации.

Цивилизация его достала, и он сделал ноги, хотя интересно, как он сумел?

Можно, конечно, представить, что кто–то когда–то построил в отдалённом месте бетонный бункер, какие описываются в романах и которые — оторвавшись от телека — любит почитать перед сном папенька.

Бункер на случай очередной войны, командный пункт или другую какую фигню.