говорить. И моя речь тоже плыла по течению. Я рассказал все в мельчайших подробностях. Память у меня была хорошая. Особенно она обострилась в обостренной ситуации.

– Вот куда я должен завтра подойти. – Я протянул незнакомцу листок. – Вы теперь все знаете. А я больше не знаю ничего.

– А от вас ничего большего и не требуется. Вы прекрасно справились. Что ж. Я и сам не ожидал, что все так замечательно выйдет. Вообще-то у меня отменная интуиция на людей. Я вам доверял. Но не думал, что вам можно доверить ответственное дело. Здесь был определенный риск. А вы вдруг так замечательно справились.

– Значит, вы отправляли меня на верную гибель?

Впрочем, я не удивился. Меня последнее время все хотят отправить на верную гибель… Странное выражение. Разве бывает гибель неверная? Если гибель – просто гибель. И какое имеет значение, какая она – верная или нет? Впрочем, мои философские измышления здесь ни к чему. Если за поворотом поджидает верная или неверная гибель. Все одно…

– Да, риск был. Но и выхода не было. В том числе его нет в первую очередь для вас. В противном случае вас бы просто ликвидировали. А так появлялся шанс, что вы договоритесь. Так и вышло. К тому же мы тоже за вами следили. Хотя, увы, все отследить не удалось. Как, к сожалению, и вычислить этих людей.

– Завтра вообще будет мало шансов за ними уследить.

– Да, мало. Но мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.

Он сказал это так уверенно, что я почти поверил ему. Не знаю почему, но мне очень хотелось ему верить. Кому-то же нужно верить, в конце концов!

– Но что это? Что происходит вообще? – Почему-то я перешел на шепот. – Я не верю, что вы вообще ничего не знаете. Этого не может быть. Хотя бы приблизительно, хотя бы чуть-чуть что-то можно предположить, что меня ждет завтра?

– Приблизительно, чуть-чуть, что-то? – протянул незнакомец. – Конечно, вы имеете право на это. Но, увы, мы сами не так уж и много знаем. Увы. Поэтому и обратились к вам за помощью. В одном я уверен – и вы должны мне верить – вам пока ничего не грозит. Но вы должны сыграть на их стороне. Со всей искренностью. Если нужно стать сволочью – станьте сволочью. Если нужно стать мерзавцем – станьте мерзавцем. Если нужно стать врагом страны – станьте врагом. Но не сразу! Поначалу – с обреченностью. По необходимости…

Он поправил широкополую шляпу.

– И, похоже, вы действительно завтра едете на симпозиум. Главное – все запоминайте. И ни шага в сторону. Идите по прямой. А мы, чем сможем, вас подстрахуем… Теперь постарайтесь уснуть. У вас есть успокоительное?

– Вы смеетесь. – Я вдруг улыбнулся.

Впервые за последнее время я улыбнулся. И это было так некстати накануне тревожной неизвестности завтрашнего дня.

– Вот и хорошо. – Незнакомец улыбнулся мне в ответ. – Не знаю почему, но я за вас теперь действительно спокоен. Спасибо. И удачи.

Он протянул мне руку. Я пожал ее в ответ. Лица его я так и не увидел. Но рукопожатие у него было крепкое и какое-то надежное. Я верил такому рукопожатию. И мне стало спокойнее…

* * *

Теперь – Вражок. Мой верный дружище. Он был у соседа. Нет, не у того, который с фигой в кармане. Этот, скорее, с бутылкой, что не так страшно. Соседа звали… Как же его звали? Не помню… Игнатюк? Да – Игнатюк. Часто фамилия становится не только фамилией, но и именем, и отчеством. Мы с ним дружили. Правда, шапочно. Не то чтобы снимали шапки при встрече. Но подмигивали друг другу частенько. А вот в любви к животным сошлись однозначно. Он с полгода назад похоронил своего кота. Никогда не забуду, как он, здоровенный мужик, плакал на кухне, поминая своего Дружка… Да, вот так вышло, не специально: у меня был пес Вражок, а у него кот Дружок. Это нас сблизило еще больше. Хотя не сказать, что Вражок и Дружок дружили.

– А, это ты, Палыч…

Игнатюк широко улыбнулся беззубым ртом. А Вражок уже прыгал возле меня, лизал мои руки, лицо. Он хотел домой. Ему казалось – все становится как обычно.

Я присел на корточки и обхватил его морду ладонями.

– Дружище, мой верный, мой самый лучший на свете… Самый единственный на свете дружище… Я скоро вернусь. Ты поживешь здесь. Хорошо? Тебя здесь никто не обидит.

– Не обидит, – уверенно подтвердил сосед.

Я изо всей силы прижал Вражка к груди. Он жалобно заскулил. Он прощался со мной. И мне захотелось расплакаться. Неужели я в последний раз вижу эту рыжую морду?

– Да ладно тебе, Палыч. Не на смерть же идешь. И не на смерть своего Вражка оставляешь. Все в норме.

– А если что? – Я запнулся. – Ты же пока никого не приютил? В общем, Игнатюк, не бросай Вражка…

– Ты что, Палыч! Мысли у тебя какие-то странные! Командировка – не погибель.

– Да, всякая ерунда в голову лезет.

– Будь спок. Твой Вражина будет в полной норме.

Знал бы Игнатюк, что еще пару часов назад я убеждал злодеев, что запросто могу прихлопнуть соседа. Не его, конечно. Но все равно. Мне вдруг никого из соседей не хотелось уже прихлопывать. Даже на словах. И я хлопнул Игнатюка по плечу. И нежно потрепал Вражка по загривку. Вражок смотрел на меня вопросительным влажным взглядом. Но спросить так ничего и не смог. Он не умел разговаривать. Я впервые не жалел об этом. Все равно я бы ничего ему не ответил…

Утро выдалось неспокойным. Само по себе. Я был ни при чем. Утро выдалось мелко дождливым. И от этого – каким-то охрипшим, скрипучим и рассерженным. Этим утром решалась моя судьба… Ее я поджидал на тротуаре. У перекрестка. Мимо по широкому проспекту проносились мокрые, охрипшие и рассерженные автомобили.

Инструкцию я выполнил с точностью. Как и было указано на бумажке. Едва зажегся красный свет, я бросился на шоссе. Риска для жизни особенно не было. Машины еще не успели рвануться с места. Тем более все водители хорошо меня видели… Вообще, по плану я должен был перебежать шоссе и свернуть за угол. Но план не сработал. Вернее, он сработал, но не так, как я предполагал. Когда я оказался на середине проспекта, возле меня резко тормознула черная иномарка, вынырнувшая из-за поворота. И меня опять буквально на ходу втащили в открывшуюся заднюю дверь. И чья-то сильная рука сразу же зажала мой нос влажным платком…