– Надеюсь, не из-за того, что я сказал?

Яркое солнце высвечивает в его каштановых волосах серебристые пряди. Когда они появились? Еще до смерти Джейн или уже после?

– Нет, что вы! – заверяю я. – Просто мне уже нужно ехать.

– Ну что ж, спасибо, что спасли меня! – Он переводит взгляд на играющих девочек. – К счастью, все уже забыто.

– Не за что. – Я пытаюсь улыбнуться, но двусмысленность его слов не дает мне это сделать. – Хорошего вам вечера.

– Вам тоже.

Я ухожу с тяжелым сердцем. Слова о том, что я спасла его, эхом отдаются в голове и не дают мне покоя всю дорогу до выхода из парка и потом до машины. Не понимаю, что вообще меня дернуло сюда ехать? Потребность в отпущении грехов? А что будет, если я вернусь и признаюсь, кто я, и скажу, что видела Джейн на дороге той ночью? Улыбнется ли он своей печальной улыбкой, скажет ли, что я не виновата и что, может быть, даже хорошо, что я не осталась там, иначе меня саму могли убить? Или же возмутится моим бездействием, покажет на меня пальцем и объявит во всеуслышание, что я бросила его жену в беде? Не найдя ответа, я завожу машину и трогаюсь. По дороге я могу думать лишь о муже Джейн и осиротевших девочках.

Я еду очень медленно, но к пяти часам уже оказываюсь дома. Едва заезжаю в ворота, как ко мне тут же возвращается тревожное чувство. Я точно не смогу зайти в дом, пока не вернется Мэттью, поэтому остаюсь сидеть в машине. Жарко даже в тени, и я опускаю стекло, чтобы впустить хоть немного воздуха. Звякает телефон: сообщение. Увидев, что оно от Мэри, я отключаю мобильник и погружаюсь в грустные мысли о работе, к которой еще даже не приступала. Когда в ворота въезжает Мэттью, я, совершенно потеряв счет времени, сначала решаю, что он вернулся раньше, но потом бросаю взгляд на часы и вижу, что уже половина седьмого. Мэттью паркуется рядом, а я вынимаю ключ зажигания и выхожу из машины, делая вид, будто только что вернулась.

– Я первая! – улыбаюсь я.

– Ты как будто перегрелась, – замечает он, поцеловав меня. – Без кондиционера ехала?

– Да я из Браубери, тут ехать всего ничего, решила не включать.

– По магазинам ходила?

– Ага.

– Купила что-нибудь?

– Нет, ничего.

Мы подходим к двери, и Мэттью открывает ее своим ключом.

– А где твоя сумка? – кивает он на мои пустые руки.

– В машине. – Я торопливо прохожу в дом. – Потом заберу, пить ужасно хочется.

– Подожди, я отключу сигнализацию! Ого, да она выключена…

Я спиной чувствую, как он нахмурился.

– Ты не поставила дом на сигнализацию перед уходом?

– Да нет, я подумала, что это необязательно, раз я ненадолго.

– Ну, ты лучше все-таки включай ее. Раз она у нас есть, пусть работает.

Он уходит переодеваться, а я завариваю чай и выношу его в сад. Через несколько минут Мэттью присоединяется ко мне.

– Только не говори, что ты ездила по магазинам в этих тапках!

Я смотрю на свои ноги. Не хочу давать ему очередной повод для беспокойства. Выдавливаю из себя смешок:

– Нет, только что обула.

Улыбаясь, он садится рядом и вытягивает свои длинные ноги.

– Чем еще сегодня занималась, кроме шопинга?

– Подготовила еще несколько уроков, – сочиняю я, удивляясь, что не хочу упоминать о встрече с Джоном.

– Молодец. – Он смотрит на часы: – Десять минут восьмого. Давай допивай чай и переобувайся, поедем куда-нибудь ужинать. Отметим как следует начало выходных.

У меня екает сердце: желудок еще полный после обеда с Джоном.

– Уверен? – с сомнением спрашиваю я. – Не хочешь дома поесть?

– Если только вчерашнее карри еще осталось.

– Нет, увы.

– Ну тогда поехали за сегодняшним!

– Ну ладно, – соглашаюсь я с облегчением: хорошо хоть, он не предложил поесть пасты в «Костеллос».

* * *

Я иду наверх, переодеваюсь и беру из шкафа сумочку. Пока Мэттью ставит дом на сигнализацию, я, спрятав сумочку под кардиганом, иду к своей машине и делаю вид, будто достаю ее оттуда. Мы отправляемся в Браубери, в наш любимый индийский ресторан.

– Ты знаком с нашим новым соседом? – спрашиваю я, просматривая меню. – Успел с ним пообщаться?

– Да, вчера, когда я высматривал тебя на дороге, пока ты ехала из Касл-Уэллса. Он проходил мимо, и мы разговорились. Похоже, его бросила жена, как раз перед переездом сюда.

– И куда он шел?

– В смысле?

– Ты сказал, что он проходил мимо.

– А, ну да, он возвращался к себе. Гулял, наверное. Я сказал, что мы как-нибудь пригласим его к нам на ужин.

У меня падает сердце.

– А он что?

– Сказал, что с удовольствием придет. Ты не против?

Я опускаю глаза, делая вид, будто изучаю меню.

– Если только он не убийца.

Мэттью, прыснув от смеха, уточняет:

– Это шутка, да?

– Ну естественно. – Я выдавливаю улыбку. – И как он тебе?

– Ничего, довольно приятный.

– А сколько ему лет?

– Не знаю… Шестьдесят с хвостиком, наверное.

– А мне он показался моложе, когда я его увидела.

– Он бывший пилот. Они обычно держат себя в форме.

– Ты спросил, почему он постоянно торчит перед нашим домом?

– Нет, я и не знал. Но он сказал, что у нас очень красивый дом. Может, просто любовался? – Мэттью смотрит на меня, нахмурившись: – Он что, правда постоянно торчит перед домом?

– Видела его пару раз.

Он словно догадался, к чему я клоню, и решил опередить меня:

– Ну, за это не сажают.

– А я этого и не утверждала.

Мэттью ободряюще улыбается:

– Ладно, давай уже что-нибудь закажем.

Мне хочется сказать, что приятный отставной шестидесятилетний пилот тоже может быть убийцей, но я знаю, что Мэттью эту тему не поддержит. И уж тем более не станет сообщать в полицию.

Почта шлепается на пол, и этот звук эхом разносится по всему дому. Мы еще завтракаем, и Мэттью, не донеся до рта намазанный маслом тост, встает и идет вместе с ним в холл. Через несколько секунд он приносит письма и небольшой сверток.

– Это тебе.

Он протягивает сверток мне. Я гляжу на него с опаской. Вчера было письмо от Алекса, но вряд ли этот сверток тоже от него.

– Что это? – спрашиваю я.