– Сегодня Котовски кремируют, – произнес Стэнли Каспиан.

Артур положил конверты с арендой перед собой.

– В местном крематории? – уточнил он.

– Да, на кладбище. Не думаю, что будет, как говорится, большое сборище. Миссис Каспиан считает, что я должен там показаться, но всему есть свой предел. А куда я засунул пакет с хрустящим картофелем, Артур?

– Вот он, – ответил Джонсон, с отвращением доставая пакет из мусорной корзины, в которую тот перед этим провалился.

– Дурацкий день для похорон. Мне сказали, что кремация в половине двенадцатого. Но меня это мало трогает. Наоборот, Артур, у меня прекрасное настроение. Ведь сегодня я получил две хорошие новости. Первая – из полиции: я могу сдавать квартиру № 1, и сделаю это уже на следующей неделе. Неплохо было бы ее слегка подкрасить. Как говорится, навести марафет. Нам бы с тобой это тоже не помешало бы, старина. Но ни мы, ни она этого не получим. Хотя я не буду возражать, если новый жилец начнет с красок и кистей.

– Ну а какая же вторая хорошая новость?

– Да, тебе ее обязательно надо узнать; правда, я не знаю, как ты к этому отнесешься. Я повышаю твою арендную плату, Артур. Все абсолютно честно и законно, так что не смотри на меня так. До четырехсот пятидесяти фунтов в год – то есть на две бумажки в неделю. Будь любезен, клади их теперь в свой конверт.

Артур и боялся и ждал этого. Нельзя сказать, что он не мог себе этого позволить. И он знал, что Акт об аренде допускал подобные повышения в эти сложные времена. Но не собирался уступать Стэнли без боя.

– Не сомневаюсь, что ты прав, – произнес он, стараясь держать дистанцию. – Но я не могу не попытаться соблюсти свои собственные интересы. Я, пожалуй, покажу наш новый договор, когда ты мне его передашь, своим адвокатам. – И на прощание ехидно добавил: – Думаю, что сдать эту квартиру будет не так-то просто. Все-таки две насильственные смерти… И хотя люди об этом редко задумываются, но жить в таких местах обычно не хотят.

Он взял свой конверт и поднялся к себе. Его душевное равновесие, которое за последнюю неделю колебалось все сильнее и сильнее с каждым днем, окончательно развалилось. Артур надеялся, что потенциальные съемщики квартиры Котовски появятся в доме, когда и он будет здесь. А уж в этом случае он позаботится о том, чтобы они узнали все. Угрюмый день, заполненный туманом и мелким дождем. Однако дождь не настолько силен, чтобы брать зонтик. И, взяв в одну руку оранжевый пластиковый пакет с грязным бельем, а в другую – хозяйственную сумку, Артур отправился в прачечную.

Жена племянника мистера Грейнера согласилась приглядеть за его бельем, пока оно стирается, и сделала ему комплимент, отметив качество самого белья. На ланч он купил дуврского палтуса, фунт стручков фасоли и кусочек лучшей гусиной шейки на воскресенье. Автобус К12 остановился возле «Водяной лилии», и Артур, повинуясь какому-то внезапному импульсу, сел в него. Вышел он возле ворот кладбища.

С этой стороны располагалась старая его часть – некрополь с небольшими надгробиями, похожими на домики, этими покрытыми лишайниками жилищами мертвецов. Несколько лет назад на одном из надгробий в семейном склепе была найдена мертвая молодая девушка. Артур, замедлив шаг, прошел мимо ворот, закрывающих подход к этому склепу. Он уже бывал здесь и даже заходил внутрь, потому что девушку тоже задушили, и Артуру было интересно, посчитает ли полиция убитую его третьей жертвой, хотя в те дни он и находился под охраной своей белой леди. Ее убийцу скоро поймали. Артур прошел под статуей крылатой Победы, мимо надгробия Великого герцога, давшего свое имя пабу, и дальше, к крематорию. Дверь в церковь была закрыта, и Артур осторожно приоткрыл ее. Казалось, что в церкви идет беседа, потому что как еще можно назвать то, когда один человек разговаривает с другим? Говоривший был священником, а слушающий, единственный присутствующий член конгрегации, – Джонатаном Дином. У Брайана Котовски оказался только один друг, который пришел его оплакать. Начала играть музыка, но это была фоновая музыка, звучавшая как запись в супермаркете, которую неожиданно стали проигрывать с религиозными интонациями. Гроб, задрапированный пурпурным покрывалом, начал свое медленное движение, и бежевые занавеси бесшумно сомкнулись за ним. Брайан Котовски, как и белая леди Артура, исчез в пламени.

Джонсон выскользнул из помещения. Он не хотел, чтобы его видели. Поэтому назад к воротам он пошел уже по другой тропинке, сильно заросшей кустами ежевики, ползучего плюща и сорняками, которые еще не убили наступившие холода. Крупные капли дождя стекали по стенам памятников и дрожали на листьях растений. Наконец Артур подошел к гранитной плите, на которой было выгравировано:

Артур Леопольд Джонсон 1858–1921

Мария Лилиан Джонсон 1857–1918,

его любимая жена

Грейс Мария Джонсон 1888–1955,

их любимая дочь

Да будут благословенны умершие

под сенью Господа нашего

Ни для него, ни для его матери, хотя она, наверное, тоже уже умерла, места под этой плитой не было. Скорее всего, мать не появилась на похоронах тетушки именно потому, что была к тому времени уже мертва.

Он сидел в своем лучшем темном костюме и черном галстуке в гостиной дома на Магдален-хилл и читал газету. Вся газета была посвящена размышлениям журналистов о Кенборнском убийце и его последней жертве. Артур читал газету, ожидая плакальщиков, дядю Альфреда, который переводил ему деньги на дни рождения, Винтеров, мать Берилл и миссис Гудвин, соседку из дома напротив. Именно миссис Гудвин сказала ему, что тетушка Грейси умерла.

В тот понедельник в марте было очень холодно. Спальня Артура была как ледник, но в те времена никому и в голову не приходило, что спальню можно отапливать. Тетушка Грейси разбудила его в семь тридцать утра. Он никогда не спрашивал, зачем ему подниматься в половине восьмого, если работает он в соседнем здании, а на работу ему надо приходить в половине десятого. Так вот, она разбудила его в половине восьмого и оставила ему в ледяной ванной кувшин горячей воды для бритья. Там же лежала чистая смена белья, потому что был понедельник.

– Если ты будешь регулярно мыться, Артур, то белье тебе нужно будет менять только раз в неделю.

А вот рубашку надо менять каждый день, потому что она белая и ее видно. Он спустился вниз, на кухню, где работал бойлер и стол был накрыт на одного. После того как Артур стал мужчиной, тетушка Грейси перестала вести себя с ним как с ребенком. Она съедала свой завтрак до него, а потом ждала, когда он спустится к завтраку, потому что хозяином дома был теперь он. На завтрак всегда подавалось одно и то же – чашка хлопьев, одно яйцо, два кусочка бекона. И сама тетушка была в то утро такой же, как и всегда, – седые волосы, все в завитках от нового перманента, который она еще не успела расчесать; темная юбка, лиловый джемпер, черно-лиловая шаль, повязанная крест-накрест, и тапочки, такие твердые, блестящие и негнущиеся, что их легко можно было принять за уличную обувь.