— Кирилл, ты все не так… — начала я, вытягивая руки перед собой, но он меня перебил:

— Я все правильно понял! — громко произнес Кирилл, и на нас посмотрели все ученики и ученицы, что были в столовой, даже повара выглянули из-за буфета. — ТЫ ПРОСТО ИСПОЛЬЗОВАЛА МЕНЯ, ЧТОБЫ ПОТОМ, — он помедлил, — чтобы потом так низко поступить со МНОЙ!

— Ты неправильно понял мои действия! — я немного повысила голос, чтобы Кирилл наконец услышал мои слова. — Позволь мне все объяснить все! Только не на публике, — попросила я.

Кирилл отошел от стола, за которым я сидела, и нервно покрутившись на месте, проговорил:

— Ты — ТАМАРА — строишь из себя такую хорошую овечку, бедненькую Лизу Карамзина, а на деле являешься манипулятором, который пытается подстроить всех под себя, строишь с ними и со мной отношения на лжи, а потом правду приходится узнавать от других!

Я смотрела перед собой и не понимала ни одного слова, что он хотел до меня донести. Это была ложь, и как он до нее додумался, было не понятно. Подняв взгляд, я увидела теперь ненавидящие меня серые, пустотные глаза. Слезы непроизвольно застилали взор, и из-за их пелены я видела только расплывчатые пятна вокруг.

— Дай мне все тебе объяснить, — тихо повторила я, так как боялась того, что кто-то услышит в моем речи всхлипы.

— Мне не нужны твои объяснения, — Кирилл быстро подошел ко мне и схватил за руку. — Я уже узнал правду, — он дернул меня на себя, из-за чего я уперлась животом в стол, что было не очень приятно. Особенно если учесть, что это было достаточно резко.

— Эта не правда, ты погубишь себя! — жалко сказала я, пытаясь вырвать руку. Боковым зрением я видела, как все со страхом наблюдали за нашим «спектаклем».

Вместо ответа, Кирилл резко обошел стол и потащил меня на выход, также грубо держа за локоть. Я пыталась вырваться, тело начал пробивать страх неизвестности, и без конца просила его остановиться. По всему телу пробежал холодок, и мое дыхание с каждым разом становилось все прерывистее и прерывистее.

Он затащил меня в женскую уборную и подвел к зеркалу.

— Все вон отсюда! — крикнул Кирилл, не справляясь с эмоциями.

Девушки, что были в уборной, повылетали из нее пулей. Одна из них за секунду взглянула в мою сторону и, увидев, какой страх я испытываю, побежала еще быстрее.

— Кирилл, пожалуйста, — начала я и заметила в зеркале, как по моим щекам текли слезы.

— Замолчи и смотри! — отрезал он, подводя меня ближе к зеркалу. — Запомни, какая ты сейчас, так как потом ты вряд ли сможешь так просто смотреть на себя в зеркало! — он держал мою голову обеими руками и говорил все это так громко, что слова отражались от стен, превышая их громкость. Мои руки просто болтались вдоль тела, и я не была в состоянии их поднять, страх сковал их.

— Выслушай меня, пожалуйста, — я приняла последнюю попытку достучаться до него, но и она оказалась неудачной.

— Замолчи! — закричал Кирилл. — Я не нуждаюсь в твоих объяснениях! — он грубо прижал меня лицом к стене и, опустив руку на шею, прошептал, вложив в голос тонну ненависти, — Ты почувствуешь, каково это — страдать от моральной боли. И, рано или поздно, ты сломаешься.

Мои глаза широко распахнулись, когда я начала догадываться, к чему это могло привести, и руки сами собой уперлись в стену — я оттолкнулась от стены, и Кирилл, не ожидав таких действий, опешил, что дало мне шанс избежать опасности, что могла мне грозить.

Я понимала, что в Кирилле что-то переменилось. Он стал другим. Что может произойти с человеком за один день? Многие изменения, но чтоб такие… Теперь он жесток, зол и агрессивен. Моего Кирилла больше нет. Нас больше нет. И, как я поняла, той жизни, что была раньше, теперь тоже нет.

Все кончено и решено,

Все изменилось за один день,

И стоило это одного слова,

Лишь брошенного в лицо тебе…

Что может произойти с человеком за один день? В дальнейшем я узнаю, сколько изменений может понести в себе одно событие. И как это повлияет на жизнь потом.

***

Вика стояла, сложив руки на груди, и смотрела в одну точку, не в состоянии сложить картинку воедине. Так, по крайней мере, думала я.

Я смотрела в зеркало, и мое сознание само добавляло страшные картинки на фон. Вот мы снова стоим с Кириллом тут, один на один. Он держит мою голову, чтобы я видела себя и его в зеркале. И через мгновенье я со стороны наблюдаю видение, как от третьего лица — Кирилл прижимает меня лицом к стене, слетая с предохранителей самоконтроля. Я закрыла глаза, вздохнула и выдохнула, успокаиваясь. Помотав головы, чтобы прогнать воспоминания, я повернулась к Вике.

Она лишь подняла на меня растерянный взгляд.

— Давай, скажи что-нибудь, — не выдержала я. — Вы ведь все только и умеете, что судить о человеке, совсем не зная его.

Но Вика молчала. Она прошла в одну из кабинок и, закрыв крышку унитаза, села на него. Низко опустив голову и обхватив ее руками, она тихо проговорила:

— Какая же я дура.

Я не поняла, о чем она. Сейчас она напоминала мне человека, который пытался справиться с утратой чего-то очень стоящего в его жизни.

— Господи, как же я могла ему поверить? — снова пробормотала Вика. Я подошла к ней и прямо спросила:

— Может быть, ты мне объяснишь, почему ты ведешь себя так, будто это все случилось именно с тобой? — она подняла на меня взгляд, и я разглядела в ее глазах сожаление. Только вот в жалости я не нуждалась.

— Ведь я поверила ему. Его глазам. Его улыбке. Теперь вот только я могу понять, в чем суть моей ошибки, — сказала она, рифмуя предложения.

Я вспомнила именно тот момент в душе, когда я подслушивала их разговор в женской раздевалке. И тут все встало на свои места.

— Что именно он сказал тебе? — спросила я, надеясь не услышать ответ, который уже родился в моих примерах самых худших исходов в голове.

— Что ты должна испытать тоже, что и он… Но теперь я поняла, — она помедлила, — что он не прочувствовал и малости того, что испытала за эти годы ты.

Я вздохнула, пересчитывая моменты, когда у меня случались нервные срывы, истерики, депресии, и именно то, что я ни разу не говорила об этом матери. Она лишь смотрела на мой потухший вид,