но не могла добиться от меня информации. И мне стало ее жаль. Мать, которая не понимает свою дочь, не может ей ничем помочь, не знает, что у нее происходит в жизни, не представляет, насколько ей плохо, и не может ничего с этим поделать, так как сама дочь является главным препятствием на пути к себе.

— Знаешь, как давно я это поняла? — горько усмехнулась я, бегая глазами по лицу Вики.

Она кивнула.

— Как только он сказал мне, что я никто.

Слезы подступили к глазах, но я посмотрела наверх и проморгалась.

— Когда человек, которого ты любишь, обливает тебя дерьмом в течении двух лет — утверждает, что ты ничтожество, пускает сплетни, всячески издевается, доводит до слез, вызывает панические атаки, любит играть, а потом выкидывать игрушку — ты понимаешь, что полюбила чудовище. Изверга, как никак, — я истерически засмеялась, уже не сдерживая слез. Вика смотрела на меня, широко раскрыв глаза. — А ведь я, можно сказать, просто не подумала об одной мелочи когда-то, а теперь вынуждена бороть свой страх, скрывать свои эмоции, не раскрываться людям, с опаской заходить в школу, дергаться от любого замаха. И все это из-за какого-то мельчайшего непонимания. — слезы текли по моих щекам, но я без перерыва вытирала их. — Люди не хотят понимать друг друга, поэтому и делают поспешные выводы или же верят другим, каждый раз подрываясь на их же бомбе лжи.

Я не смогла выдержать накала эмоций и выбежала из уборной. Мне нужно было побыть одной.

Пропустив мимо озабоченные чужими проблемами взгляды учениц начальных классов, я дошла до рекреации на втором этаже и подошла к окну, настежь открытому для проветривания помещения во время уроков. Школьные деревья, посаженные в саду ровными рядами, грустно покачивались из стороны в сторону. Машины проезжали мимо, сверкая фарами. Я лишь уперлась локтями в подоконник и подставила лицо уже несколько утихшему ветру, он прошелся по нему ласковым касанием, подняв передние пряди волос вверх. Я ощущала, как природа пытается помочь мне. Пытается понять меня. А может, мне опять все кажется.

— Я надеюсь, ты не собираешься прыгать со второго этажа? — я услышала голос и резко отошла от окна, утерев слезы с лица.

Виктор Константинович стоял в пяти шагах от меня, облокотившись о стену плечом.

— О чем ты думаешь, Тамара?

— Вам так интересно, — саркастически предположила я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мне, правда, интересно, — он подошел ко мне, но не остановился, а просто сел на подоконник. Я отшатнулась в сторону. — Твое мышление поражет. Ты намного умнее, чем обычная семнадцатилетняя девушка, и уж куда больше понимаешь в жизни, — сказал Виктор Константинович, запрокинув ногу на ногу и глядя в коридор.

— Мне будет семнадцать только в декабре, — поправила я.

— Ох, уж эта твоя любовь поспорить, — усмехнулся он, посмотрев на меня. Учитель, видимо, ожидал, что я сяду рядом с ним и буду вести обычную светскую беседу, но этого не будет. У нас разные взгляды на общество и жизнь, как значение всего сущего и ментального.

— Вы внедряетесь ко мне в доверие? — я подняла бровь, сложив руки на груди. Виктор Константинович лишь молча посмеялся и ответил:

— Почему ты никому не веришь. Если человек просто хорошо к тебе относится, это не значит, что он ищет в вашем общении выгоду или пытается втисаться к тебе в близкие друзья, — он посмотрел в окно. Его темные волосы развеял ветер, и я немного поежилась от чувства того, что учитель мог бы посодействовать мне в моих мнениях. У нас схожие характеры, мышление, но взгляды… Всему мешают взгляды.

— Вот именно, что когда ты доверяешь людям, то не думаешь, что кто-то на такое способен, — буркнула я, не имея никакого желания дальше продолжать этот бессмысленный разговор.

Виктор Константинович спрыгнул с подоконника и подошел ко мне. Стоя рядом с ним, я была похожа на первоклассницу. Разница в росте была, но не внушительная. Но чувство было такое, как в примере в первоклассницей. Он положил мне руку на плечо и спросил, уже не ходя вокруг да около:

— Почему тебя так задела тема феминизма?

Я чувствовала, как в месте, где его рука касается моего плеча, начинает происходит странное ощущение. Похожее бывает с браслетами, которые надеваешь на руку, но их немедленно хочется снять, потому что твоя кожа не желает терпеть этого.

Я не задумывалась об этом. Никогда не хотела знать, почему и как к чему-то пришла. Это просто произошло и все. Но сейчас мне непременно хотелось понять причину моего явного течения в сторону феминизма.

— У тебя что-то случилось или есть другая причина? — я подняла взгляд на учителя.

— Нет, — коротко ответила я. — Просто стала интересоваться темой неуважения к девушкам.

Но сама я очень хорошо понимала, в чем истинная причина этого. Только никак не хотела признаваться себе в этом.

— Ничего не бывает просто так, запомни это, — Виктор Константинович убрал руку с моего плеча, которое тут же ощутило спокойствие, и прошел немного вперед. — Но если ты не хочешь мне говорить об этом, можно просто сказать «нет». Умей говорить «нет», Тамара.

— Я умею, — тихо сказала я.

Прозвенел звонок, и все пошли на перемену. А я двинулась в библиотеку — место, где находила себя.

Мне кажется, я ошибался в одном человеке. Возможно, во многих. Но только те, кого я знал лучше всех, смогли открыть мне глаза. Еще, мне кажется, я очень сильно не так давно обидел одного человека. И сейчас мне хочется сделать все, чтоб он меня простил.

«Триумфальная арка», тут я улыбнулся, это Ремарк. Я давно хотел спросить, чем ты занимаешься на выходных? Может быть, когда-нибудь мы сможем встретиться? Например, где-нибудь в школе? На первом этаже. Ты просто придешь, но не будешь обострять внимание на себе. Просто я очень хочу узнать… Но, кажется, слишком рано? Не находишь?

Сейчас в школе все обсуждают долбаный феминизм. И почему они так одержимы этой идеей? Кстати, как ты относишься к нему? Не хочу показаться назойливым, но я как-то больше негативно, чем положительно. Думаю, девушки, которые его продвигают, просто те, к кому, может, плохо относились или у которых не было папы что ли. Но я хочу узнать твоё мнение на этот счет.

Платоническая любовь уступила место таким чувствам, которыми он не мог гордиться и которые были для него уже не новы.

Я немного посидела, покрутив листок в руках, и положила его в карман рюкзака, достав новый.

Неужели все обсуждают феминизм. Видимо, сегодня мне придется стараться