— Меньше работы не будет, — объяснила я. — Я напишу столько, сколько собиралась. А Зоська добавит свою часть.

— Какую именно?

— Исследовательскую.

— Звучит заманчиво, но верится с трудом. Вспомни историю с доктором Кузнечиком.

— Сверчком.

— Ну да, да. Мне кажется, с совестью у Зоськи неладно.

— Но сейчас она могла бы донести на меня, а между тем предложила сотрудничество.

— Вот это-то меня и беспокоит, — ответил Ирек, надевая корпус. — В словаре таких людей, как Зоська, слово «сотрудничество» отсутствует.

Ирек был прав. Сегодня я пошла в секретариат и спросила, когда Зофья заявила тему работы.

— Не могу сказать, — чистя ногти, ответила секретарша.

Ну да, старый университетский принцип: никакой информации на вынос, то есть да, но только доверительно и только своим. Я попросила о помощи Даниэля.

— Проверил. Она подала через неделю после тебя, — сообщил он. — Все ясно. Зоська хочет обманом использовать тебя.

Это-то я как раз знаю. Вот только как? И зачем?

* * *

— Косточка, да тут же все ясно, — сказал Милош в перерыве между уроками. — Она или хочет отомстить тебе за тест и того Жука…

— Сверчка. Но за что отомстить? Ведь это же она поступила как последняя свинья.

— Но проиграла. И хочет отыграться. Разве не ясно? Принесешь ты свою часть, отдашь ей, она первая сдаст, и кто тебе потом поверит, что это ты написала?

— А вторая возможность? — поинтересовалась я, потрясенная догадкой Милоша.

— Хочет сделать работу чужими руками. Эксперимент провести легче, чем сидеть над занудной теорией.

— Ну да.

— Может, Зоська договорилась об этом не только с тобой.

— Но зачем?

— Ой, — возвел он глаза к потолку в знак презрения к моей наивности. — Например, чтобы получить более высокую оценку. Вам не говорил профессор, что, если кто-то напишет больше работ, ему повысят балл?

— В общем-то говорил, — припомнила я. — Тот, кто напишет три реферата, будет освобожден от экзамена. Ну, голова у тебя, Милош, работает.

— Несколько лет тренировки в частной школе для гениев, — скромно пояснил он.

— Да, разумом ты проворен и вдобавок умеешь изъясняться.

— Да брось ты, — зарумянился Милош. — Мне еще далеко до детей из американских фильмов. Вот они умеют изъясняться.

* * *

— Да, — согласился Ирек. — Текстами, придуманными сорокалетними сценаристами. Но мальчонка прав. Самые умные дети всегда выступают в самых глупых американских фильмах. Они в мгновение ока находят рецепты на любой случай. Предотвратят развод, спасут джунгли. И уж они-то знали бы, как поступить с Зоськой.

— Самое лучшее — проигнорировать ее, — посоветовал мне Даниэль. — Напиши работу, сдай и не вдавайся ни в какие объяснения.

Мы сидели в самом снобистском заведении Малой Польши, куда Даниэль пригласил меня, чтобы серьезно поговорить. Интересно, он взял напрокат видеомагнитофон? А если да, то какой фильм прокрутит в качестве вступления?

— Господа уже решили, что закажут? — атаковал нас кельнер с бдительным лицом, украшенным неискренней улыбкой.

— Решила? — спросил Даниэль.

— Может быть, закажешь сам? — пробормотала я, теребя льняную салфетку, лежащую у меня на коленях. — Я не знаю французской кухни.

Даниэль улыбнулся кельнеру:

— Поколение, выросшее на фаст-фудах.

— Терпеть не могу гамбургеров, — сообщила я. Но кельнер явно мне не поверил. — Просто я не люблю, не люблю все это…

— Понимаю, — прервал меня Даниэль, не уточняя, что он понимает.

— Я просто скверно чувствую себя, когда меня обслуживают другие. Я понимаю, им за это платят, но… — я немножко сбилась, — мне не нравится, когда мне ставят под нос полную тарелку, наливают воду в бокал, как будто я сама не способна это сделать. Мне тогда кажется, что совсем скоро появятся рестораны, где кельнеры будут кормить посетителей с ложечки.

— Привыкнешь, — приободрил меня Даниэль со снисходительной улыбкой завсегдатая и знатока шикарных мест.

— Это элемент игры в сотрудника высшего учебного заведения?

— Что? — не понял он.

— Я спрашиваю, ведя себя как завсегдатай и знаток, ты хочешь показать, что являешься солидным и уважаемым сотрудником высшего учебного заведения?

Сама не знаю, почему я задала этот вопрос. Никогда раньше я не отважилась бы на такое.

— Вижу, ты учишься.

— Надеюсь, я не задела тебя…

— Нет. Но быть раненым — это не так уж плохо. — Он задумался. — К сожалению, большинство людей делает все, чтобы уберечься от боли. Время проходит, мы старимся, и внезапно оказывается, что мы прозевали шанс, чтобы кто-то нас ранил.

— Это плохо, что мы избегаем боли?

— Когда-то я думал, что это хорошо. А теперь считаю, что очень, очень плохо.

Сегодня Травка впервые пошел с Марией в кино. На стереофильм о динозаврах.

— Меня едва не вырвало, — вернувшись, пожаловалась Мария. — Там к очкам должны давать специальные пакеты. Как в самолетах.

— Действительно такой эффект? — заинтересовалась Милена.

— Эффект был бы, если бы сняли порнографический стереофильм, — сказал Травка. — Представляете? Здоровенный болт, стреляющий прямо в зрительный зал.

— Вот они, мужчины, — скривилась Мария. — Ни капли романтичности. Даже на первом свидании.

— Вы же слышали! — ликовал Травка. — Она сказала «свидание»!

— Ну да, — кивнула Милена. — Но на всякий случай не строй далеко идущих планов. У нее это могло просто случайно вырваться.

— А я думаю, что Мария уже переболела шляпоносцем. Кризис произошел во время гриппа.

— Думаешь, она забыла гуру, как Марианна забыла недостойного Уиллоби? — поинтересовалась Виктория.

— Когда я смотрю на нее, то ни о чем не думаю, — признался Травка, изображая полковника Брандона.

— Ну да, — усмехнулась Миленка. — Синдром недостаточного снабжения мозга кислородом.

Я раздумывала — ехать ли домой. И уже достала клетчатую сумку, как вдруг зазвонил телефон. Папа.