Принимаю волевое решение, благо, что Барсуков рядом и, как мне кажется, молча меня поддерживает:

— Олег, выходи — мы уже и так стоим после приземления минут двадцать. Иди, я тебе даю слово, что ситуацию удержу под контролем.

Президент между тем продолжает орать, угрожает всех нас уволить с работы.

Сосковец, наконец, решился. Вышел, улыбается, будто все замечательно. Когда он спустился по трапу, я запер дверь и сказал:

— Все, Борис Николаевич, можете меня выгонять, даже сажать в тюрьму, но из самолета я вас не выпущу. Олег Николаевич уже руки жмет — посмотрите в окно, и почетный караул удаляется.

В трусах да распашонке — свежая сорочка испачкалась кровью от уколов — Ельцин сел на пуфик и заплакал. Потом стал причитать:

— Вы меня на весь мир опозорили, что вы наделали!

Я возразил:

— Это вы чуть не осрамили Россию и себя заодно.

Врачи уложили его в постель, ввели успокоительное, и больной заснул…»

— Весь мир обошли кадры, на которых во время вывода российских войск из Германии Борис Николаевич дирижирует в Берлине оркестром. Глядя на это, вы не испытывали стыда?

— Хотелось провалиться сквозь землю! Он же накануне галстук мне оторвал, когда я его не пустил к неофашистам. Дело ведь как было? Наша делегация возлагала венок к могилам погибших воинов, а рядом коричневые устроили демонстрацию. Посольство рекомендовало не подходить к ним ни в коем случае, но Ельцин был уже навеселе и решил пообщаться с «благодарным немецким народом». «Борис Николаевич, — я сказал, — нельзя вам туда», но он демонстративно направился к людям с плакатами. Что оставалось делать — я встал на его пути… Недолго думая, он ухватил меня за галстук и в порыве гнева его сорвал.

Конечно, мне было стыдно (удивляюсь, как журналисты не поймали этот момент ни на камеру, ни на фотоаппарат). Обескураженный и раздосадованный, сел я в автобус и сказал себе: «Пошел этот козел куда подальше — больше отсюда не выйду». Так и поступил, а вечером он решил извиниться — пригласил на банкет по случаю вывода войск, который устроило наше посольство. Там, помнится, я одного дипломата сильно огрел — он с бутылкой к Ельцину пробирался, хотел обслужить вместо официанта…

— Александр Васильевич, но вы видели этот кошмар, когда президент России возомнил себя дирижером?

— (Вздыхает.) Моя Ирина потом говорила, что плакала, наблюдая это позорище. Представила меня там, поставила себя на мое место…

— Не секрет, что Борис Николаевич, когда ему было особенно хорошо, любил поиграть на ложках…

— Да, это дело он обожал, и хотя слуха у него отродясь не было, чувство ритма имелось. Любимая песня — «Калинка моя», в которой он знал всего пару слов…

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Этими ложками Ельцин мог задолбать кого угодно, и даже во время официальных визитов требовал: “Дайте ложки!” Если деревянных под рукой не оказывалось, годились и металлические — он ловко сгибал их и отбивал ритм исполняемой мелодии. Правда, металлические ложки стирали в кровь пальцы — мозоли потом ныли и раздражали шефа.

Ельцин родился в деревне Бутка, и там, видимо, играть на ложках было престижно. Звонко шлепая ими по разным частям собственного тела, Борис Николаевич начинал напевать:

Калинка, калинка, калинка моя…

Выгоняла я корову на росу,

Повстречался мне медведь во лесу…

Эти строчки он в упоении повторял многократно, отбивая ложками темп. Многие слушатели, не выдержав комизма ситуации, хохотали».

Вообще-то, одну песню я заставил его таки выучить наизусть — во время пребывания в Казахстане. Нас, вернее Ельцина, Назарбаев пригласил в резиденцию “Боровое” — поохотиться, пару дней отдохнуть. C самолета Борис Николаевич сошел тяжелый и сразу хотел продолжить: давайте ему на капоте, давайте еще, но Нурсултан Абишевич возразил: “Давайте сначала доедем. Стол готов — чего будем время терять?”

Короче, чтобы занять Ельцина, мы стали петь. Назарбаев прекрасно исполнял русские песни, многие знал от начала до конца. Мы с ним весь репертуар перебрали, а “Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?” исполнили, наверное, раз двадцать, и в итоге Ельцин таки ее — единственную! — запомнил. Потом, если были какие-то посиделки, всегда предлагал: “Давайте споем!” — и затягивал первым. Там, когда заканчивается куплет, вообще-то нужна пауза, но он ее никогда не выдерживал — торопился всем показать, что знает слова».

— Говорят, президент мастерски колотил ложками по чужим головам…

— Первый раз попробовал поупражняться на голове управляющего делами Верховного Совета России Загайнова, когда опять же были мы в Казахстане. Юрий Георгиевич обожал мелькать рядом с Борисом Николаевичем везде — по телевидению, на фото, — поэтому постоянно крутился где-то поблизости: вот и дождался… Вышло так: сначала выступали местные артисты — всех хорошо завели, а потом Назарбаев взял домбру (он, оказывается, и на ней прекрасно играл), а Ельцин попросил ложки, и давай они отчебучивать вместе с оркестром.

Вскоре шефу надоело бить по своим коленкам, а тут видит: пониже (места располагались, как в амфитеатре, — под уклоном) сидит Загайнов. Вот он и принялся молотить его по пышной седой шевелюре… Сначала вроде бы в шуточку, но смотрит, а этот ретивый хозяйственник улыбается. Ну, раз тебе нравится, Борис Николаевич давай еще сильнее наяривать — отдолбал его по полной программе.

— По слухам, президенту Киргизии Акаеву тоже досталось…

— Еще как, причем ложки не деревянные были — металлические…

После случая с Загайновым, который стал первой ласточкой, Ельцин практически всегда, начиная играть на ложках, искал себе жертву. Самодержцу пришлось по душе, что окружающие смеются. Он-то думал, что всем нравится, как он шутит, а люди просто радовались, что на месте избиваемого не они.

— Как Ельцин пил, в общем, понятно, а как ел?

— Особой изысканности в этом вопросе я за ним не заметил.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Борис Николаевич часто рассказывал, как мало он ест. Видимо, еще в свердловские времена кто-то внушил ему, что плохой аппетит — признак хорошего тона, но на самом деле питался он вкусно и довольно обильно. Страсть как любил жирное мясо — свинину просил жареную, с ободком из сала, баранину непременно сочную, а вот гарнир простой, без кулинарных изысков — картошку “из семейных запасов”.

Раньше в семье Ельцина был культ салатов — особенно удавалась селедка “под шубой”. Я даже недоумевал, почему наши профессиональные повара не могли эту незатейливую “шубу” так же замечательно приготовить.

На завтрак Наина Иосифовна или дочурки, как правило, варили Борису Николаевичу жиденькую кашу — овсяную, рисовую или пшенную и обязательно подавали чай. Раньше, когда мы только начали вместе работать, Ельцин предпочитал хороший кофе, но, если на каком-нибудь мероприятии садились за чужой стол, он всегда заказывал чай. Я это заметил и стал возить с собой термос — не было такого, чтобы кто-то наливал шефу из непроверенного чайника.