– Детский, – шепотом напомнила Лиза.

А он смотрел на ее распухшее от слез личико, оставшееся без какой-либо косметики, смытой слезами, как душем, на эти припухшие губки, на переполненные болью переживания глаза удивительного светло-зеленого оттенка и только сейчас осознал, кого и как он прижимает к своей груди, и вдруг почувствовал, что весна, пожалуй, не предупредив и намеком, наступила и в его жизни…

Он очень медленно стал наклонять свою голову к ней, давая возможность Лизе уклониться и сбежать… Она не сбежала – закрыла глаза и придвинулась ему навстречу.

Глеб поцеловал ее совсем легко – еле касаясь губами ее губ, все еще оставляя ей возможность отступить и передумать, но даже этого легкого нежного касания хватило, чтобы их обоих словно обожгло.

И где-то над ними зазвучала музыка. Еще тихо, еле различимо, но становясь все отчетливей и громче звучало в пространстве вступление к танго…

Лиза распахнула от неожиданности глаза и посмотрела на него, потрясенная силой накативших чувств, и Протасов застонал, окончательно пропадая в этом ее светло-зеленом омуте, прижал еще сильнее к себе и поцеловал по-настоящему – сильно, страстно, сходя с ума от этого поцелуя, сдаваясь – разрешая себе его!

Она звала его вперед, прижималась к нему, обнимала со всей силой и так отвечала на поцелуй, что на секунду у него мелькнула шальная, лихая от радости мысль, что от такого можно запросто сгореть! Совсем!

И годами сдерживаемое влечение этих двоих вырвалось, наконец освобожденное, на свободу и, сметая все на своем пути, шарахнуло по ним из всех имеющихся орудий!

Они целовались, словно с ума сошли: постанывая, обнимаясь, прижимаясь друг к другу, как можно сильнее, ближе, и пытаясь в каком-то беспамятстве срывать одежду друг с друга…

– Лиза… – шептал он, нежно взяв ее лицо в ладони и заглядывая в ее глаза.

– Глеб, господи, Глеб… – смотрела потрясенно она на него и пыталась сказать что-то.

Ничего не надо было уже говорить, да и невозможно – любые слова уже не имели никакого значения – он вошел в нее, и оба испытали такое мощное потрясение от этого соединения, что замерли на какое-то мгновение, глядя в глаза друг другу и изливая через этот взгляд весь накал страсти и нежности одновременно и обретения друг друга…

Пауза! И… Трам-та-та-да-та-та-й-да! Обрушилось на них танго своей кульминационной частью…

А они пели своими телами, стонами, поцелуями великую песню этого танца!

Трам! Та-та-да-та-та-й-да! Стонал рояль и рыдали скрипки…

И они поднялись на вершину своего танго, и Лиза от переполнявших ее чувств и ощущений всхлипнула несколько раз, вторя скрипкам, а Глеб стонал, подпевая старому хриплому роялю…

Трам! Та-та-да-та-та-та-й-да! Просипел аккордеон, напоминая, что все проходит в этом мире…

…Они лежали обнаженные на диване и тяжело дышали, не торопясь приходить в себя, и где-то в пространстве, почти явно и отчетливо, все звучало и звучало, постепенно затихая, растворяясь, страстное Аргентинское танго…

– Лиза? – вдруг очнулся от сладкой дремы и резко напрягся Протасов, приподнимаясь на локтях над ней.

– Ум-м? – ответила вопросительным непонятным, переполненным ленивой неги звуком вместо слов она, не открывая глаз.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил Глеб.

– Нет, – так и не открыв глаз, оповестила она и пояснила: – Я в абсолютном, великолепном, потрясающем кайфе и нирване, и вообще не здесь, а где-то в раю, но, по-моему, все это ты собираешься мне сейчас испортить.

– Нет, – улыбнулся он, наклонился и коротко поцеловал ее в губы. – Постараюсь не портить, но я боюсь тебя раздавить, ты такая маленькая.

И он начал осторожно подниматься, но Лиза ухватила его за талию двумя руками, останавливая, распахнула глаза и прошептала:

– Не хочу, чтобы ты из меня выходил…

– Я еще вернусь, – пообещал Глеб, очень сексуально усмехнувшись, и поцеловал ее по-настоящему, тут же забыв обо всех своих опасениях, но все же сумел остановиться, не дав разгореться продолжению по-настоящему, и прошептал: – Давай перебираться в спальную, там намного удобней.

– Но там нет камина, – вздохнула с наигранной грустью Лиза.

– Есть, – усмехнулся Протасов, перекатился с нее и сел рядом.

– Да ладно! – поразилась она. – Только не говори, что у тебя везде в доме камины!

– Не буду, – улыбался он. – Камин, как и положено, в кухне, в гостиной и в господской спальне, которая числилась у прежних хозяев номером люкс, – кстати такой же большой, как здесь. В других комнатах замка вроде тоже полагалось бы, но масштабы все же не замковые, вот и ограничились тремя, – и спросил: – Ну что, пойдем?

– А можно через кухню? – спросила Лиза и, накинув на плечи найденную на полу блузку, села рядом с ним. – Я так переволновалась, что ужасно захотелось есть. К тому же, помнится, пирог обещали.

– Будет тебе пирог, – уверил Глеб, обнял ее одной рукой, прижал к своему боку, посмотрел сверху вниз и усмехнулся.

В кухне выяснилось, что Протасов противник микроволновых печей и электрических чайников, и дома у себя их не держит из принципа, пришлось подогревать остывший пирог на сковородке под крышкой, а чай разогревать в большом металлическом чайнике.

А Лизе это понравилось. И, устроившись за большим деревянным столом, прихлебывая душистый горячий чаек из большущей кружки, со стоном от вкусности непередаваемой, уплетая пирог, она чувствовала себя в сказке. В настоящей сказке.

– Представляешь, – делилась она с Глебом своими ощущениями, посверкивая от восторга и фантазии глазами, – там, за окном жуткая темень вокруг, настоящая, сплошная тьма темная, холодно, идет дождь, слышишь? – подняв вверх пальчик, прислушалась она к легкому стуку капель по стеклу и кивнула, подтверждая, – идет. Так вот: дождь, ни огонька на километры, никакого жилья, ни одного человека – дикое поле и леса. Дует пробирающий до костей промозглый ветер, где-то вдалеке воет не то дикая собака, не то волк, и страшно. И тут твой замок! И светится окно кухни, и если заглянуть в него с улицы, то увидишь жаркий огонь в камине, пар из носика только что закипевшего большого чайника, блюдо с дымящимся пирогом на столе и смеющихся мужчину и женщину. Это так здорово. Тепло-тепло. Как в детстве под одеялом с шоколадкой и ужасно интересной книжкой.

– Ты очень вкусно рассказываешь, – засмотрелся на нее Глеб.

– Угу, – кивнула Лиза, откусывая от пирога добрый кусок. Прожевала, от удовольствия прикрыв глаза, запила чаем и восхитилась: – Обалденная вкуснятина! Верочка просто волшебница, где ты ее нашел?

– Это целая история, – улыбался ей Протасов.

Он не мог насмотреться и поверить, что вот она, рядом. Такая. Настоящая. Не греза и не сновидение жаркое, дурманящее. Она здесь. Его? Или… Да, так о чем он? О Верочке.