Безумие продолжалось, разрушения охватывали все новые и новые улицы. Пламя перекидывалось с дома на дом, тряслась земля, расползаясь под ногами. А люди и орки все стояли друг напротив друга, обмениваясь полными злобы взглядами. В душах защитников зрела ярость: пока они ждали от противников нападения, шаманы разрушали их родные стены, убивали жен и детей. Быть может, один из воинов среди хора испуганных голосов узнал голос своей возлюбленной или матери, а может быть, ему это померещилось — кто теперь скажет? Но что-то сломило волю этого человека, и он с бешеным воплем бросился на ненавистных врагов:

— Братцы, бей их!

— Стоять! Назад! — кричали командиры.

Но обезумевший солдат не послушал. С перекошенным от ярости лицом врезался в стену орочьего войска и тут же, пронзенный мечами, упал под лапы вулкорков.

— Всем стоять! Не двигаться! Нарушителей сам пристрелю! — заорал хмурый пожилой воин, вскидывая арбалет.

Тут старый шаман вытянул руки, и потекло с них мощное колдовство — невидимое, но густое, тяжелое, почти осязаемое. Могучим тараном ударило оно в человеческий щит, пробило в нем брешь, в которую устремились орочьи стрелы. Маги сплетали заклятия, швыряли их в Роба. Но волшба огибала его, разбивалась, словно волны о незыблемую скалу.

И тогда старший чародей, поняв, что удержать защиту над воинами уже невозможно, что орочья орда сейчас захлестнет средний город, на мгновение прикрыл глаза и отдал мысленный приказ. Рука его нашла и крепко стиснула руку стоящего рядом мага.

— Уверен? — уточнил тот.

— Выхода нет, — мрачно ответил старший.

Цепь мрака — старое, не применявшееся на практике заклятие. Говорили, его изобрел около семи веков назад какой-то сумасшедший галатец. Современной парганской магической науке была известна лишь схема этой волшбы, которую университетские профессоры преподносили как великолепный образчик древнего искусства, впрочем, не забывая упоминать, что применение чревато смертельными последствиями. Соединить и активировать Цепь было несложно, с этим справился бы любой волшебник, знакомый с теорией. Проблема заключалась в том, что огромное количество энергии, которое накапливалось этим заклятием, просто разрушало, разносило в клочья астральное тело чародея, замыкавшего цепь. В активирующую фразу требовалось вплести фрагмент, предохраняющий от магического отката. Но именно он и был утерян. Все попытки ученых восстановить его потерпели неудачу.

Сосед протянул руку следующему магу, соединяя силы перед последней атакой:

— Но почему не рассеивающие чары? Мы могли бы блокировать их магическую энергию минут на десять.

— Шаманов слишком много, и мы не знаем их возможностей. Лучше убить сразу.

— Ясно.

Больше никто не возражал. Их было десятеро — зрелых, опытных боевых волшебников, которые предпочли продать свои жизни как можно дороже. Маги передавали энергию по цепочке, от одного к другому. Сила множилась, росла, бурлила, стараясь вырваться наружу. Замыкающий, с трудом удерживая мощный поток, хрипло выговорил активирующую фразу, вплетая в нее разрушительное темное заклятие. Волшба черной молнией ринулась на щит, который два шамана все еще поддерживали над орочьими воинами, и расколола его на множество частиц. Старший чародей, не выдержав магического отката, упал замертво. Но энергия, не вычерпанная одним заклятием, продолжала бурлить, ее подхватил следующий в цепи маг и, сотворив Ледяной меч, снес им головы двум орочим шаманам.

Над человеческим войском раздался клич:

— В атаку!

Строй сломался, обезумевшие от гнева и страха за родных люди устремились в сражение. Орки встретили их смертоносным роем стрел. Ловко управляя вулкорками, степняки уходили от ближнего боя, обстреливая людей из луков. Вслед оркам летели арбалетные болты, они тоже собирали немалую кровавую жатву.

А над средним городом буйствовала Цепь мрака, подхваченная уже третьим чародеем, который швырял в орочьих воинов небольшие, но сильные огненные заклятия. Каждое из них достигало цели и поражало не меньше двоих степняков. Коротко взревел бубен Роба. Старый шаман провел по воздуху ладонью, словно разрубал что-то невидимое. И Цепь оборвалась, унеся с собой в небытие и кипящую магическую энергию, и жизнь волшебника. Парганские чародеи, резерв которых был опустошен, остались беззащитными перед шаманом. Еще один удар в бубен, тихая песня — и заклятие, тихое, как сама смерть, вкрадчивым туманом подползло к волшебникам, обволакивая их, удушая, убивая…

Между тем человеческое войско смешалось с орочьим, и на улицах закипел жестокий бой. Обе стороны сражались с беспредельной яростью, вкладывая в удары мечей всю ненависть к противнику. Уран-гхор пришпорил Клыка и на всем скаку врезался в гущу дерущихся. Зверь, жаждавший крови, злобно выл, царапая когтями душу. И теперь молодой вождь наконец отпустил его на свободу, позволил убивать. Клинок поднимался и опускался, взрезая плоть врага, пронзал тела насквозь, отдергивался и снова взмывал в воздух. Каждый удар его был смертоносен, но зверь не мог насытиться, требуя еще и еще. Глаза Уран-гхора горели безумием, рот растянулся в диком оскале, из горла вырывалось утробное рычание. Кровь пропитала его одежду, красными брызгами запятнала лицо, и сейчас молодой орк мало напоминал мудрого рассудительного вождя. Один вид его повергал людей в смятение, исторгал крик ужаса. Уран-гхор готов был драться день и ночь, наслаждаясь каждым мигом схватки. Он потерял счет времени, забыл обо всем, кроме этого боя.

На плечо легла чья-то рука, держала вождя осторожно, но твердо.

— Уран, Уран… — повторял смутно знакомый голос.

Кто посмел? Бешено взвыв, Уран-гхор обернулся, занося меч для удара.

— Уран-гхор, битва кончена.

Вовремя остановил вождь свою руку, сдержал убийственный замах. Перед ним Ярх стоял, раненый, но живой.

— Битва кончена, — повторил он.

— Хорошо…

Молодой орк огляделся, увидел только горы мертвых тел и своих степных воинов, усталых, израненных, окровавленных. Перевел взгляд на свою руку, все еще крепко сжимавшую меч.

— Вернулся, — облегченно вздохнул Ярх. — Я уж испугался, вождь. Когда живых людей не осталось, ты принялся трупы рубить.

К Уран-гхору подошел Роб. Укоризненно покачал головой:

— Прогони зверя, сын. Навсегда прогони.

— Но я ведь отпустил его только в бою, отец!

— Он и в бою тебе не нужен. Ты и без зверя великий воин, Уран-гхор. Зверь отнимает разум.

Вождь хотел было ответить, пообещать, что в другой раз справится со своей душой, но его внимание привлек слабый крик, доносившийся из разрушенного дома. Уран-гхор резко развернулся и зашагал на звук.

В развалинах он застал троих степняков, которые были так увлечены своей забавой, что даже не заметили вождя. Один из орков прижал к земле молодую девушку и срывал с нее одежду, двое других с одобрением следили за ним, ожидая своей очереди. Несчастная плакала и на своем языке молила о пощаде, но слезы ее не могли растопить души воинов.