– Я могу посмотреть, – вызвался Лаурыч.

Мама скрежетнула зубами. Жмуркин потрепал по плечу Рокотову и вернулся к нам.

– Ну что? – спросила Снежана.

Жмуркин промолчал.

– Я так и знала, – Жохова вытащила в проход сумку на колесиках, закинула на плечо сумку и, задевая всех подряд, стала пробираться в конец салона.

Все замерли в немой сцене, затем кинулись собирать вещи и перемещаться подальше к корме. Кроме немцев, они то ли не понимали, то ли проявляли терпимость, – европейцы, что с них взять.

Лаура Петровна тащила Лаурыча и вещи, Снежана Дубину, Дубина вещи, Гаджиев старомодный клетчатый чемодан. Даже Пятахин почему-то переместился, хотя еще совсем недавно выказывал желание заразиться и танцевать голым в Гусь-Хрустальном. Мы с немцами оказались самыми первыми перед чесоточным рядом.

– Что это? – не поняла Александра.

Я промолчал.

– Почему все отсели?

– Санитарная зона, – ответил я негромко. – Гусь свинье не товарищ.

Александра размышляла минуту. Потом стала совещаться с остальными немцами. Совещались они еще минуту, после чего германская часть нашей группы демонстративно пересела поближе к баторцам. В конце концов, что такое чесотка? Не проказа же. Так подумал я и пересел к Александре.

– К немцам никакая зараза не пристает, – объявила громко Жохова. – А автобус придется окуривать серой.

– А к Бенгарту? – спросил Пятахин.

– А он тоже немец, – напомнила Жохова.

– Жохова, а это правда, что ты в прорубь два раза кидалась? – спросил я.

Жохова возмущенно замолчала и стала так сильно меня ненавидеть, что я почувствовал на затылке горячую точку, как от лазерного прицела совсем.

– Мне кажется, нам надо где-нибудь остановиться, – возвысила свой голос Лаура Петровна. – В конце концов, мы должны проверить, убедиться, что опасности нет.

– Безусловно, – ответил Жмуркин. – Безусловно, мы где-нибудь остановимся и проверим…

– А я Юле помогал сумку в багажник заталкивать… – негромко произнес Лаурыч.

– И ты уже обречен! – провозгласил Пятахин.

– Идиот какой… – с отчаяньем выдохнула Лаура Петровна непонятно о ком.

– Вас в одну палату положат, – развивал ситуацию Пятахин. – И будут лечить мазью из икры тритонов – это ведь верное средство против всех болезней, правда, Жохова?

Жохова промолчала.

– Чесотку тритонами не лечат, – уточнил Дубина.

Лаура Петровна немедленно достала спиртовые салфетки и стала протирать Лаурыча. Он отнекивался, все-таки ему было неудобно, но мать не уступала, в автобусе запахло медициной.

Тег «Эпидемия». Тег «Эпизоотия».

– Я бы советовал всем прекратить преждевременную панику, – сказал Жмуркин. – Мы все взрослые люди…

– А если это сибирская язва?! – с надеждой спросил Пятахин.

Сделалось совсем тихо, только медициной завоняло громче.

– Нет, а действительно? Рокотова заразилась сибирской язвой…

– Замолчи! – потребовал Герасимов.

– Да где она могла заразиться? – вступился Жмуркин. – Где?!

– По Интернету, – тут же ответил Пятахин. – Она письмо написала, а ей споры в конверте выслали.

Слово «споры» прозвучало угрожающе, если честно.

СПОРЫ.

– Да нет у меня никакой сибирской язвы! – нервно выкрикнула Рокотова. – Я не писала никому письма!

– Писала-писала! – встряла Жохова. – Я сама видела, как ты на почту ходила!

– Я в институт письмо отправляла… – с чего-то вдруг стала оправдываться Рокотова.

– Все правильно. Ты отправила письмо в институт, а оно попало в Аль-Каеду, – развил мысль Пятахин. – А оттуда тебе уже споры прислали…

– Ну, все! – Жмуркин хлопнул в ладоши. – Все, хватит!

Рокотова, кажется, заплакала.

Жмуркин подсел ко мне.

– Ну, и что?

– Кажется, на самом деле чесотка, – сказал он шепотом. – Вся в сыпи.

– И что?

– Что-что, надо что-то сделать, – скрипнул клыками Жмуркин. – Надо в больницу, посмотреть… Надо всех осмотреть. Через пятнадцать километров село, в нем, кажется, больница. Заедем.

– Заедем.

– Ты в блог, само собой, это не записывай.

– Конечно.

В блог это записывать не надо, про это книжку надо сочинять. Роуд стори, «Путешествие к сердцу ночи», никак не меньше.

– Я что-то уже чешуся, – громко сказал Пятахин. – Жохова, почеши мне спинку, а?

– Давай я тебя почешу, – предложил Листвянко, хрустнув кулаками.

– Зачем мне ты, я в Жохову влюбленный.

– А у меня фурункулез был. На ногах, – зачем-то объявил Лаурыч.

Какой-то автобус признаний, осталось Жмуркину в старых грешках признаться. В снежном человеке, в пираньях, в остальных необузданных радостях подросткового периода. Ни к чему все это, вот мне, к примеру, совсем не доставило никакого удовольствия узнать о том, что Лаурыч страдал чирьями, вопреки своему желанию я представил эту гнусную картину…

Лучше бы я ее не представлял.

Лаура Петровна толкнула своего отпрыска локтем. Как всегда.

– Жохова, а ты чем болела? – спросил Пятахин. – Рожей, наверное?

– Сам ты рожа, – огрызнулась Жохова.

– Нет, не рожей, конечно, менингитом.

– Сам ты менингит!

– Как интересно… – протянул Пятахин.

К счастью, автобус спасительно тряхнуло, Пятахин упал и стукнулся лицом о поручень кресла. Жохова демонически прохихикала.

– Василий Иванович, в Спицыне остановимся! – крикнул Жмуркин. – Там где-то больница.

Водитель Шлегельман погудел в знак понимания.

Палец на ноге у меня заболел. Остро. Скоро я смогу по болям в пальце предсказывать грядущее. Определенно.

Лес по сторонам закончился, и начались веселые капустные поля, капусты было много, я на всякий сфотографировал – а вдруг где-то тут столица русской капусты? После Суздаля, столицы русского огурца, это было бы просто чудесно.

Но капуста оборвалась, промелькнули запущенные сады, по инерции продолжавшие плодоносить яблоками, автобус въехал в село: аккуратные домишки с красивыми наличниками на ставнях.

Мы немного поплутали по скучному поселку и выбрались к больнице, размещавшейся в большом старинном доме, наверное, в барской усадьбе.

Жмуркин подошел к Рокотовой, шепнул ей на ухо и повел к выходу. Снежана принялась прыскать в воздух из флакончика с дезодорантом, Лаура Петровна задержала дыхание, Жохова стала вполшепота читать Библию. Жмуркин держал германистку Рокотову за руку, молодец, в общем-то. Лидер.