снова подняли. Его занесли в обычный плацкартный вагон и, как «тяжёлого» устроили на нижней полке в открытом купе. Во всех проходах разместили тех раненых, что были способны двигаться сами. Те из них, кто не мог долго стоять, сидели или даже лежали на грязном полу.

Часа через два погрузка закончилась. Большой санитарный состав тронулся с места и, стуча колёсами на раздолбанных стыках, направился на юго-восток, к селу Баскунчак. К той самой станции, что зенитчик с товарищами удачно объехал на полуторке НКВДешника, который спешил в Сталинград.

Поезд медленно шёл, а вернее сказать, еле тащился, делая остановки через каждые несколько вёрст. На левобережье всё осталось по-прежнему и составы на железных путях стояли вплотную друг к другу. Но если в осаждённый фашистами город везли здоровых красноармейцев и новую технику, то в обратную сторону ехали беженцы и немногие раненые.

Совершенно естественно, что военные части пользовались большими правами и их пропускали в первую очередь. Изредка, открывались «окна» в другом направлении, и санитарные поезда делали короткий рывок. Они проезжали какой-то участок пути и замирали опять. Потом, подолгу стояли среди голой степи и представляли собой мишень для бомбардировщиков Гитлера.

Советские истребители куда-то исчезли и до сих пор их не видели в небе. Самолёты фашистов свободно летали над железной дорогой, сбрасывали мощные бомбы и стреляли из пулемётов, не разбирая того, что под ними сейчас на земле.

Пилотам было плевать — это военные, идущие к фронту, или гражданские, бегущее в тыл. Их не останавливали и красные кресты, нарисованные на крышах теплушек. Какая им разница, кто из недочеловеков сдохнет сегодня, а кто только завтра? Главное, побыстрее расчистить прекрасную землю для расселения высшей, расы арийцев.

Налёты совершались с большой регулярностью. Если поезд стоял, то услышав вой самолётов, медики бросались наружу и укрывались в ближайших оврагах. За ними спешили те раненые, что были способны двигаться сами. «Тяжёлые» не могли даже встать. Те, кому удавалось, сворачивались в плотный комок и прижимались к наружной стене. Они очень надеялись, что строчки вражеских пуль пройдут по центру вагона и их не заденут.

Остальные бедняги не могли даже этого сделать. Они лежали пластами, молились или смотрели отчаявшимися глазами и бормотали такие ругательства, которые знали. Если состав шёл по путям, то он останавливался. После чего, всё происходило в том же порядке.

Налёты повторялись по многу раз за день, и не всем удавалось их пережить. Бегущие от ужасной войны горожане гибли от взрывов бомб и снарядов, попадавших в вагоны, от осколков, разлетавшихся в разные стороны и от очередей пулемётов, посылаемых фашистами с неба.

Люди умирали от страшных ранений, полученных в самом Сталинграде, и от тех сильных увечий, что настигали их по пути в тыл страны. Забитый до предела санитарный состав постоянно избавлялся от мёртвых. Их выносили наружу и складывали длинным рядочком вдоль обоих путей.

Время от времени появлялись отделения железнодорожных войск Красной армии, что передвигались на военных полуторках. Они собирали покойников в открытые кузова автомашин, везли в ближайшую балку и хоронили, слегка присыпав землёй.

Постепенно вагон освободился настолько, что на полу никого не осталось. Занятыми оказались только те полки, что находились внизу и над ними. Третий ярус оказался пустым.

К тому времени Яков пришёл немного в себя. Он вдохнул воздух, заполнявший вагон и ощутил, что осеннее солнце раскалило атмосферу вокруг до тридцати с лишним градусов.

Он сразу понял, что находится в санитарном составе. В памяти всплыли слова усталого медика, что склонился над ним три дня назад: «Осколок крепко сидит в кости черепа. Поэтому, мы не стали его вынимать. Дали вам болеутоляющее и зашили рану на коже. У вас сотрясение мозга от сильной контузии, и сейчас вам очень нужен продолжительный отдых. Лежите спокойно и постарайтесь не двигаться, хотя бы первые дни».

Затем, врачи осмотрели солдата, лежавшего на другой нижней полке купе. Эскулапы решили, что его нельзя транспортировать в операционную, что находилась в нескольких вагонах отсюда.

Медсестра сделала пару уколов новокаина и накрыла лицо человека куском белой ткани, обильно смоченную хлороформом. Хирург подождал пару минут, чтобы пациент крепко заснул и взялся за дело. Он разрезал скальпелем грудную клетку бойца, удалил крупный осколок вражеской бомбы, засевший поблизости с лёгким и зашил глубокую рану. Санитары взяли бинты, и наложил болезному тугую повязку.

Вспомнив всё это, Яков чуть повернул гудящую голову. Парень скосил глаза на соседнюю полку и весьма удивился. Там лежал любопытный солдат из его батареи зениток.

Рана в груди Павла уже стала затягиваться. Он дышал не так трудно, как раньше, но был без сознания и выглядел плохо. Многодневная щетина покрывала удивительно бледные, глубоко запавшие щёки. Обескровленные губы у него запеклись и потрескались.

«Надо же, как всё странно совпало? — сказал себе Яков. — Вместе воевали возле завода. Вместе прошли через ад переправы и оказались на соседних местах санитарного поезда. Расскажи кому, все лишь усмехнуться. Хотя в то, что мы пережили с ним в Сталинграде, вообще невозможно поверить!»

Лейтенант посмотрел на нижнюю полку, расположенную через проход от купе. Парень увидел молодого сержанта, одетого в замасленный комбинезон танковых войск. Он сидел, прислонившись к стенке, и спокойно смотрел на соседа. Яков с ним поздоровался и догадался, сосед его слышит, но судя по блуждавшему взгляду, почему-то не видит.

Раздался вой пикирующего самолёта фашистов. Поезд со скрежетом затормозил и замер среди бескрайней степи. Все, кто сумел, поднялись на ноги и со всей возможной скоростью двинулись в сторону тамбура. Чтобы не мешать пассажирам, танкист поднял босые ступни из прохода на полку.

Яков понял, что люди спешат покинуть вагон и хотят переждать атаку снаружи. Ведь шансов спастись там значительно больше, чем внутри стоящего поезда. Парень хотел устремиться за ними. Он попытался подняться и осознал, что не сможет этого сделать. Положившись на милость судьбы, зенитчик остался на месте.

Когда «ходячие» ушли из вагона, Яков прислушался. Грохот бомб и трескотня пулемётов доносились со стороны паровоза. Парень решил, что пока нет особой опасности. Стараясь как-то отвлечься от шума, зенитчик попробовал завести разговор. Он окликнул танкиста и тут же представился:

— Меня зовут Яков, а вас?

— Сержант Петров, — отозвался сосед и предложил: — Здесь мы не в воинской части. Находимся на положении раненых. Поэтому, давайте без чинов и фамилий. Если хотите, то зовите меня просто Доля.

— Это что, прозвище? — спросил лейтенант.

— Нет, сокращённое имя, — нахмурился ослепший танкист.

Якову пришёл на ум одноклассник, грек по