— Ты не можешь уехать сейчас, — увещевал ее Коул. — Стоит глубокая ночь. Не станешь же ты будить Шона и тащить его на улицу в такую погоду…

— Я и не собираюсь! — зло ответила она. — Сейчас я соберу вещи, а уеду на рассвете.

— Бросив на меня отмену свадебных приготовлений и уведомление приглашенных? — ухватился Коул за последнюю соломинку.

Что делать, лихорадочно думал он, чтобы удержать ее хотя бы ненадолго?

— И это все, что тебя волнует? — саркастически отозвалась Глэдис. — Что же ты предлагаешь? Я не хочу, чтобы Шон рос в атмосфере недоверия и постоянно наблюдал споры, скандалы и выяснения отношений. Мы слишком долго откладывали этот разговор, но теперь я окончательно убедилась: мы совершенно не подходим друг другу. Это факт.

Коул понял, насколько она тверда в своем решении.

Невидящим взглядом он следил за ее маленькой решительной фигуркой, сновавшей по комнате. Они уедут вместе, она и Шон, а без них усадьба превратится в мертвецкую.

Отчаяние душило его. Сунув руки в карманы, он наткнулся на кольцо.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — выкрикнул он.

— Разумеется, не хочешь! — огрызнулась она. — Ведь тебе теперь придется искать другую кандидатуру для удовлетворения своих сексуальных потребностей!

Коул дернулся, как будто получив пощечину. Во рту у него пересохло. Если Глэдис уедет, весь мир для него рухнет. Теперь он отчетливо это понимал. Эта женщина была для него всем.

Он чуть не задохнулся от этого открытия.

В глазах Глэдис было столько презрения и ненависти, что это причиняло ему почти физическую боль. Никогда еще он не терпел такого поражения. Она была в центре всех его планов на будущее, но он не мог отнять у нее право правом уйти.

Коул представил себе, как Глэдис оказывается в чужом городе или поселке — без друзей, несчастная, тоскующая по дому, — и понял, что не может допустить этого. Он должен защитить ее, чего бы это ни стоило.

Оставалось только одно.

— Если кто-то из нас должен уехать, то это буду я, — сказал он.

Глэдис выронила игрушечного медвежонка, которого тщетно пыталась запихнуть в чемодан, и изумленно уставилась на него.

— Ты?!

— Этот дом скорее твой, чем мой. Здесь твои друзья. Ты основала перспективное дело и, как сама не раз говорила, благодаря этому многие получили работу. — Коул говорил холодно и рассудительно. — Я могу жить и работать где угодно и по долгу службы вынужден много путешествовать. Сохрани Гринлэнд. — Он перевел дух. — Я очень люблю этот дом и счастлив, что могу помочь материально. Я назначу тебе годовое содержание…

— Глупости! — воскликнула Глэдис, и вид у нее при этом был испуганный и настороженный. — Почему ты должен оставить мне то, что принадлежит тебе по закону?

Коул пожал плечами и отвернулся.

— Я уже все объяснил. Поверь, я не лишен порядочности.

— Странно видеть такое благородство, — задумчиво произнесла она, — от человека, которого тошнит от одного моего вида.

— Значит, я благородный. А почему бы нет? — буркнул он.

— Коул, посмотри мне в лицо и повтори, что ты сказал, — выдохнула она.

Ему хотелось обнимать и целовать ее, смиренно умоляя, чтобы она не оставляла его, потому что это разобьет ему сердце…

— Я выпишу чек и… — Он наконец нашел в себе силы взглянуть ей в лицо и онемел.

Глэдис стояла перед ним и пристально смотрела в его затуманенные слезами глаза. Ее безгранично желанное полураздетое тело было так близко… Коул почувствовал, как сердце перевернулось в его груди, и потянулся, чтобы оттолкнуть ее, но она перехватила его руку.

— Коул, я была с тобой честной до конца. Теперь твоя очередь, — шепнула Глэдис, явно не собираясь отступать.

Почему он должен открывать ей душу? Что толку рассказывать о своих чувствах? Он любил эту женщину так сильно, что это пугало его самого. Возможно, это началось давно, просто он не понимал этого, потому что не хотел. А теперь уже слишком поздно! Ему не нужна ее жалость.

— Нам больше не о чем говорить. Давай покончим с этим.

— Значит, ты намерен уехать от меня, — жестко произнесла Глэдис, и каждое ее слово камнем падало Коулу на сердце. — Мы больше не будем любить друг друга. Никогда не пройдемся по холмам, взявшись за руки, не споем вместе, не проснемся в объятиях друг друга…

— Прекрати! — взорвался он.

— Почему? Разве тебе не все равно? Я была весьма подходящей кандидатурой на роль супруги, не так ли? Мне здесь все знакомо, у меня есть свое дело, я устраиваю тебя в постели, тебе нравится, как я готовлю… Да к тому же еще я должна была бы всю жизнь испытывать к тебе благодарность за то, что ты не выставил меня и моего незаконнорожденного сына на улицу!.. Ничего! Ты найдешь другую женщину, которая будет рожать тебе детей, — говорила Глэдис без тени сочувствия. — Тебе безразлично, что мы будем стариться врозь, встречать весну и провожать осень, не увидим наших общих детей…

— Мне не все равно! — взревел Коул, не в силах представить себе будущее без этой женщины. — Я люблю тебя, Глэдис! Люблю каждый волосок на твоей голове, каждый твой пальчик, твою улыбку, твое нежное любящее сердце… всю тебя. К черту всяческие страхи! — сказал он себе. Нельзя сдаваться, слишком велика ставка. — Я не могу без тебя жить! — Словно какую-то плотину прорвало, и слова, которые он боялся произнести даже мысленно, хлынули бурным потоком: — Моей любви хватит на нас обоих. У меня и в мыслях не было использовать тебя. Когда я говорил, что хочу детей, то имел в виду твоих, и только твоих детей. То есть я хотел сказать…

— Я поняла тебя, Коул, — мягко сказала Глэдис, сверкая полными слез глазами. — Я догадывалась…

— Нет, ты не можешь этого знать! — прервал он ее. — Ты — моя вторая половина. Моя душа. Без тебя я не чувствую себя полноценным человеком. Все мое существо наполнено тобой. Я ненавижу людей, которые причиняли тебе страдания, потому что твоя боль — это моя боль…

— Ты ненавидел их, а не меня? — переспросила она ошеломленно.

— Да разве ты не видишь? Я хочу защитить тебя, заботиться о вас с Шоном, о твоих собаках и кошках…

— Ловлю тебя на слове, — пролепетала Глэдис, обвивая руками его шею. — А теперь поцелуй меня. — Она улыбнулась счастливой улыбкой. — Сейчас ты разденешь меня, а я — тебя, и мы займемся любовью. А потом ты сделаешь мне предложение, и я его приму.

— Что?.. О чем ты говоришь? — Коулу показалось, что он ослышался.

— Все очень просто. Обрати внимание, — ворковала Глэдис, — ты решил оставить мне дом, который всегда любил, и уехать. А это значит, что тебе небезразлична моя судьба. А я была готова бросить все: этот дом, родные места, свое дело, друзей, даже пожертвовать будущим сына — потому что не могла оставаться рядом с тобой, не будучи любимой.