Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебе сейчас кой-чего другое выкручу!
— А что? — улыбнется Ксеня, пристально рассматривая племянника. — Правильно думает! В тарном цеху он точно от голода не помрет, но если хочет семью обеспечивать и жить нормально, то надо мозгами работать, не только руками. Так что посоветуй.
— Мореходка, — отрезал Ильинский. — Бурса или «вышка» — высшая мореходка, если потянешь. Вот где и слава, и почет, и деньги приличные. И встречают как героя, а не за ухо по улицам водят.
— И за границу выпускают, — мечтательно добавила Ксеня.
Подзаборная мечта
Ванька Беззуб-младший после разговора с теткой и Сансанычем, видать, так сильно мечтал о китобойной флотилии, что она буквально пришла к ним домой. За забором их дома и аж до девятой станции стали массово расчищать брошенные дома и заросшие участки и устраивать фундаменты.
— Товарищи! — вышла ранним воскресным утром на шум стройки и стук топоров заспанная Анька. — Стесняюсь спросить: а шо за геволт вы устроили в выходной?
— Вы что, мадам, газет не читаете? — возмутился ближайший работяга.
— Я дальше передовицы не интересуюсь, — отрезала Анька.
— Так там и писали! Здесь будет городок для работников китобойной флотилии «Слава». Тридцать один дом.
— Надо же! Китобои — это правильно. Ладно. Заради «Славы» потерпим.
Ванька чуть не прыгал — вот радость-то! Настоящие китобои в соседях.
И китобои не подвели. Деревянные сборные одно- и двухквартирные домики выдали самым первым советским морякам, попавшим на «Славу» плавбазу или на один из восьми катеров при ней. Стояла задача — обучить как можно скорее своих и убрать с судна нанятых и очень дорогих и заносчивых норвежцев. В первой когорте прошел обучение, а скорее, профпроверку и возврат прошлых навыков и Осип Федотович Егоров — скуластый рыжеволосый светлоглазый двухметровый помор. Он с пяти лет с батей занимался ловлей рыбы. Начинал как все — с рек, потом ушел в Белое море. В двадцать лет вспылил, ослушался, жениться не стал, а ушел из села за ближний кордон, к норвегам, китов бить. Семги с треской ему мало было! Там и выучился на гарпунера. Потом вернулся воевать за родину-матушку, но не пустили — оставили на промыслах как особо ценного. А потом, наконец, пригодился стране, несмотря на возраст. Осипа взяли не столько бить китов, сколько натаскивать молодых и толковых — на суше и в море, а чтобы не пьянствовал по традиции между путинами и не уезжал далеко — выдали жилье в новом порту приписки. Запить ему так и не удалось. После новоселья и вводной разминочной пьянки (а компания ему была без надобности) он, попев в ночное Черное море своих родных беломорских тягучих песен, завалился спать. С утра, мучаясь жаждой, глянул через забор к соседям — разжиться водичкой. Или водочкой.
Увидев нового соседа, Анька застыла. Это был огромный сказочно красивый мужик.
— Вами можно иллюстрировать русские былины! — наконец восторженно выдала она. А потом добавила:
— Вы же из этих легендарных китобоев? Можно, я вас нарисую?
Вот такого суровому архангельскому потомственному рыбаку и охотнику, настоящему помору, бабы никогда не предлагали. Он оробел как мальчишка:
— Ну это… ладно. А что делать-то надо?
— Ничего. Вы в саду будете сидеть и вдаль смотреть.
Но смотреть вдаль у оголодавшего за девять месяцев рейса Егорова получилось не долго. Он жадно выпил почти самовар чая и, придя в себя, встал и решительно пошел к Аньке:
— Не смотреть! Не смотреть! — завопила она, выбегая перед мольбертом. — Еще не готово!
Но этот великан со словами: — Хорошо. Не буду, — просто подхватил перемазанную краской Аньку вместе с кисточкой на руки и понес в дом. Через четверть часа Осип сконфуженно пробурчал:
— Не серчай, давно бабы не было. А ты шибко сладкая. Я к себе пойду, чтобы пацаненка твоего не пугать, да и прибраться надо, а ты, как стемнеет, приходи. Я ждать буду. Сейчас мы тебе проход соорудим, — и легко, как салатный лист, оторвал несколько досок в общем заборе.
Через неделю заборных хождений парочка спалилась. Ванька вернулся из школы раньше обычного и увидел за столом в саду огромного моряка в сатиновых синих трусах и тельняшке, попивающего чай из маминой любимой чашки. Но даже больше всамделишнего китобоя у них дома он поразился скатерти на столе — мать, в отличие от теток, такими мещанскими пережитками никогда не заморачивалась.
Пожав руку, Егоров огласил:
— Зовут меня Осип Федотович. Потомственный моряк из Архангельска. Мы с твоей матерью вроде пара теперь. Так что ежели нужна защита, совет или помощь — обращайся, помогу.
Ванька испытующе прищурился:
— А вы на китобое кто?
— Как кто? Гарпунер, — спокойно ответил Осип.
Ванька восторженно присвистнул. Гарпунеры на флотилии были важнее капитанов. От них зависел успех всего промысла. Это были первые, самые уважаемые люди в команде. Про них летели радиограммы на всю страну с начала путины.
Ванька ошалело переводил глаза с кумира на свою обыкновенную маму.
— А на китобой можно?
— А чего ж нет? С недели съездим. Я тебе все хозяйство покажу.
— И гарпун?
— А как же без него?
Ванька, несмотря на свои тринадцать лет, был еще сущим ребенком. Он задаст тысячу вопросов про китов, про устройство китобоя, про шторма и путину… Осип будет очень четко отвечать первый час, а потом поморщится:
— Слушай, да не тарахти ты, как баба. Притомил уже. На судне все покажу. Сам-то чем дышишь? На что ловишь?
Ванька торжественно притащил Егорову свои самые дорогие удочки.
— Это что еще за баловство неумное? — огорчил его кумир.
— Да я на них знаете, сколько бычков таскаю? — возмутился Ванька.
— Баловство! — отрезал Егоров. — Я, когда пацаном был, мы с отцом ярусами добывали.
— Это как?
Поморы действительно редко ловили треску, камбалу и пикшу на удочку. Да и зачем, когда есть ярус — канат в палец толщиной и длиной в несколько километров (верст — скажет Осип), на которую крепятся тонкие бечевки в два аршина длиной с расстоянием в сажень между ними.
— Это сколько? — переспросит огорошено Ванька и повернется к маме: — Он что, из прошлого века?
— По уху отхватишь в следующий раз, — спокойно объявил китобой. — Говорю — как отец учил.
Так вот, на одном ярусе по пять тысяч крючков за раз. На дно выстелил часов на шесть, а потом выбираешь помаленьку и рыбу снимаешь.
— Та, — рассмеялся Ванька, — у нас на полчаса без присмотра оставишь — всё сопрут!
Он разом забыл и про далекого Гиреева с выкидухой, и про строгого Ильинского… Его пацанский авторитет что на Фонтане, что в школе взлетел до небес. Особенно после того, как Осип сводил его на «Славу» и вручил перед уходом в рейс новый тельник.