Хотя, конечно, затея могла оказаться рискованной.

Но без риска невозможно было бы движение вперед!

Кто это сказал? Сергей точно не помнил. Но, несомненно, кто-то очень умный.

Быть может, Альберт Эйнштейн.

Или даже сам Чарльз Дарвин.

Сергей вовсе не был в этом уверен. Но ему непременно нужно было сослаться на чей-то общепризнанный авторитет. Дабы убедить самого себя в том, что он не совершает глупость.

Подтянув потуже страховку, так, чтобы можно было стоять, не держась обеими руками за штыри, Сергей достал из кармана складной двулезвенный нож. Открыв малое лезвие, он ковырнул им стену. С первого раза материал не поддался. Ощущение было таким, будто пытаешься подцепить острием ножа плотный ковровый ворс. Но сразу же возникало стойкое чувство, что ежели проявить терпение и усердие, то все непременно получится. Все будет так, как надо. Поэтому Сергей продолжил ковырять ножом стену.

Очень скоро наметились первые успехи. От стены начали отваливаться и сыпаться вниз мелкие крошки. Сергей поначалу попытался было собирать их в подставленную ладонь. Но делать это, стоя на двух штырях, расположенных к тому же на разной высоте, было неудобно, а значит, и рискованно. Настолько, что Сергей бросил эту затею.

Впрочем, как оказалось, в крошках не было нужды. Нож нарушил целостность стены, и материал начал отслаиваться узкими полосами, стоило только аккуратно поддеть его лезвием.

Оказалось, что это бумага. Очень старая газетная бумага. Не съеденная плесенью и не превратившаяся в труху только потому, что все эти долгие годы она лежала плотно спрессованная, практически без доступа кислорода.

Вытянув полоску бумаги шириной в два сложенных вместе пальца, Сергей расправил ее и прочитал: «2 июля 1937 г.». На обратной стороне был фрагмент фотографии. Можно был рассмотреть только густой черный ус.

С размаха воткнув нож в стену, Сергей принялся ногтями выдирать слежавшиеся бумажные листы. И кидать их вниз.

Чем глубже он вгрызался в стену, тем быстрее шло дело.

Вскоре на месте, где он вел раскопки, образовалась дыра, в которую при желании можно было бы и голову просунуть. Только зачем?..

– Эй, Серега! – раздался крик снизу. – Ты чего это там делаешь?

Сергей прекратил работу и посмотрел вниз.

И в ту же секунду мир у него перед глазами покачнулся и начал сползать в сторону. В левую.

Сергей испуганно ухватился руками за штырь.

Колени предательски задрожали.

Чтобы прийти в себя, Сергей плотно закрыл глаза. И погрузился в темноту.

– Сергей? – уже с тревогой окликнул его стоявший внизу пенсионер Бабиков с третьего этажа. – С тобой там как? Все в порядке?

Сергей глубоко вдохнул и открыл глаза.

Все. Вроде бы отпустило.

Во всяком случае, мир больше не пытался опрокинуться вверх дном.

Но в любом случае сигнальчик был дан. Пора было спускаться. Человеку положено ходить по земле, а не скакать по жердочкам.

– Все нормально, Виктор Николаевич! – Сергей даже ненадолго отпустил штырь, чтобы махнуть рукой.

– А что за бумагу ты тут набросал?

Сергей осторожно посмотрел вниз.

Земля под ним и в самом деле была усеяна обрывками бумаги. Большие и маленькие, они лежали повсюду.

– Здесь газеты. – Сергей выдернул воткнутый в стену нож. – За тридцать седьмой год.

– Серьезно?

Бабиков наклонился и поднял с земли обрывок. Затем еще один.

Еще.

Он, как грибник, наклонялся и собирал.

И снова наклонялся и собирал, стараясь выбирать обрывки побольше.

– Там их много? – снизу вверх глянул он на Сергея.

– Полно! А что?

– Это же ценный исторический материал!

Сергей с сомнением поджал губы. С его точки зрения, газеты за 1937 год не представляли никакого интереса. Какая разница, что печатали газеты без малого век тому назад? Наверно, репортажи о поездке государя императора в Константинополь. И дурацкую рекламу помады для усов. Может быть, еще прогноз погоды и результаты футбольных матчей… Телевидения тогда не было, значит, и телепрограммы быть не могло. А о чем еще могли писать газеты?..

– Сергей, ты там еще надолго?

– Нет, уже спускаюсь.

Сергей снял страховочное кольцо со штыря, за который держался, и, наклонившись, надел его на штырь, вбитый ниже.

– Тебя Игорь Петрович просил зайти.

– Что-то с Володей? – встревожился Сергей.

– Ага…

Сергей посмотрел вниз.

Бабиков с интересом читал собранные с земли обрывки газет за тридцать седьмой год. Как будто ничего более увлекательного человечество с тех пор не придумало.

13 июня. День

Володя сидел за столом и ел макароны, приправленные томатной пастой.

А по другую сторону стола стояли: баба Маша, Гелий Петрович, Семен Семенович, Соломон Юрьевич, ну и, конечно, Игорь Петрович.

Все пятеро неотрывно смотрели на Володю. И даже приход Сергея не нарушил их сосредоточенного бдения. При этом выражения лиц их несколько разнились. Баба Маша смотрела на Володю, чуть наклонив голову к плечу и умильно улыбаясь. Лицо Гелия Петровича было строгим и сосредоточенным. Как будто он не мог понять, что происходит, но не хотел, чтобы это стало ясно окружающим. У Соломона Юрьевича на губах играла хитроватая улыбка. Он даже подмигнул Сергею, когда тот вошел. Заговорщицки эдак – мы-то, мол, с тобой все знаем! Семен Семенович то и дело переступал с ноги на ногу и сосредоточенно тер затылок. Казалось, он никак не мог решить: уйти или остаться? С одной стороны, вроде интересно, что будет дальше. С другой – а кто его знает, как все это может обернуться? Лишь у одного Игоря Петровича лицо было спокойное и уверенное. Он, как и остальные, пребывал в некоторой растерянности. Но, в отличие от прочих, имел твердое намерение во всем разобраться.

Володя ни на кого не обращал внимания. Он ел быстро, с жадностью, едва не глотая пищу непережеванной. Как будто дней восемь голодал.

Сломанная нога была отставлена чуть в сторону и вытянута. К голени с двух сторон примотаны узкие, гладко оструганные дощечки. Особого беспокойства больная нога Володе, похоже, не доставляла.

Заметив Сергея, Игорь Петрович взмахнул двумя пальцами, подзывая его к себе.

Странная обстановка в комнате внушала Сергею неуверенность. Он не понимал, в чем тут дело, и это его напрягало. Только вчера Володя корчился от боли. И было от чего. Сергей сам видел выпирающий обломок кости, едва не пропоровший кожу на голени. А теперь – и суток не прошло – он уже сидит за столом и уплетает макароны. Что тут скажешь? Такого не бывает!