И люди и животные благоденствовали. Вало сделал для кречетов легкие клетки. Днем они висели на специальной раме, устроенной на одной из повозок, а на ночь сын егеря оборачивал клетки темной тканью. Обучение соколов шло у него так успешно, что теперь на каждой нашей стоянке он выпускал их на свободу, а потом подманивал обратно куском свежего мяса. Парень также надел на всех пятерых собак ошейники, и каждая из них бежала на поводке за одной из повозок, так что все получали достаточно упражнений. По вечерам, после кормежки, их привязывали к кольям, вбитым в землю на изрядном расстоянии один от другого, чтобы псы не могли подраться между собой.

Тур оставался таким же злобным и пытался напасть на любого, кто приближался к его клетке. Кормить и поить его, а также выгребать из его клетки большие кучи навоза было очень опасным занятием. Но хочешь не хочешь, а всем этим приходилось заниматься.

Вало больше всего внимания уделял своим обожаемым медведям. Я, как ни старался, все равно с трудом и не всегда верно различал, кто из них Мади, а кто Моди. Мне они казались одинаковыми и на вид, и по поведению. К счастью, медвежата хорошо переносили летнюю жару. Аппетит у них был хорошим, и, имея защиту от солнечных лучей и воду в клетке, они не проявляли никакого неудовольствия. Вало кормил их, расчесывал их мех и подолгу играл на своей дудочке, пока они не укладывались мордами на лапы и не засыпали на несколько часов.

Я завидовал им. Несмотря на идиллическую обстановку нашего путешествия, меня одолевали тревожные сны. За четыре недели, которые заняло наше неспешное странствие по суше до Роны, едва ли случилась хоть одна ночь, когда бы я не просыпался в темноте, обливаясь потом, с отчаянно бьющимся сердцем. Случалось, что я кричал во сне от страха. В моих кошмарах главное место всегда занимал слон. Иногда я ехал на его спине высоко над землей и ощущал, как подо мной покачивается туша зверя, шествующего по неприятной изломанной местности среди серых скал и крутых пугающих гор. От качки у меня кружилась голова, и я, случалось, просыпался с явственным чувством тошноты. В других сновидениях я находился на земле и слон пытался растоптать меня. Я поворачивался и бежал со всех ног, пытаясь спасти свою жизнь, а чудовищный разъяренный зверь гнался за мною по пятам.

Я метался и кричал во сне и не раз будил Озрика и Вало, с которыми делил шатер. Ни тот ни другой ничего не говорили до одного вечера, незадолго до того, как мы достигли реки. Дневной переход мы в тот раз закончили немного раньше, чем обычно. Наша дорога проходила через большой дубовый и буковый лес, и мы остановились на просторной поляне, где чистый ручей вливался в озерцо с берегами, выложенными грубо обтесанными каменными плитами. Черные проплешины от костров свидетельствовали о том, что здесь издавна останавливались путешественники. Очень скоро наши повозки выстроились в ровную линию, погонщики распрягли волов, и мы начали обихаживать наших животных. До темноты оставался еще не один час, и мы блаженствовали под ласковыми лучами низкого солнца, пока на поляну не легли тени от окружавших ее деревьев. На дороге не было ни души, а в лесу было так тихо, что я слышал негромкое бормотание погонщиков волов, которые о чем-то разговаривали между собой, готовясь расстелить свои постели под телегами. Даже белые собаки вели себя тихо.

– Пожалуй, нынче лягу спать под открытым небом, – сказал Озрик, бросив на меня выразительный взгляд. Мы трое – он, Вало и я – сидели возле затухающего костра. Ужин мы уже съели, и Аврам, предпочитавший трапезничать в обществе своих людей, только что присоединился к нам.

– Нет, спать под звездами отправлюсь я, – сказал я. – Ничего не могу поделать с этими снами.

– О каких снах ты говоришь? – поинтересовался раданит.

Я вкратце рассказал ему о слоне, и драгоман виновато улыбнулся:

– Это моя вина. Не нужно было мне говорить о Ганнибале и его слонах.

– Что такое слон? – вмешался Вало, слушавший наш разговор.

– Слон – замечательное животное. Одного такого великий правитель сарацин послал в дар нашему королю Карлу, – объяснил ему я.

Голос Вало, когда он задавал свой вопрос, звучал неуверенно, но глаза у него при этом сверкали от любопытства.

– Говорят, что это самый большой зверь из всех, какие ходят по земле, – добавил я.

– Даже больше этого? – Мой помощник ткнул пальцем сторону клетки с туром.

– Да, гораздо, гораздо больше.

– И какой он из себя?

Я начал было пересказывать то, что знал о размере и облике слона, но хватило меня очень ненадолго. Я ведь никогда не видел этого зверя живьем и мог опираться только на слухи. Аврам с умилением наблюдал за происходившим.

– Наш драгоман объяснит тебе гораздо лучше, – вынужден был признать я.

Раданит хохотнул:

– Вряд ли мне удастся нарисовать словами картину, которая верно передаст всю необычность слона! Прежде всего он может носом доставать до земли и использует его как лишнюю руку.

– Ты смеешься надо мной, – обиженно сказал Вало.

Слова Аврама напомнили мне о том, что в бестиарии, который мне дали по приказу Карла, должна быть картинка с изображением слона. До сих пор я бережно хранил книгу в седельной сумке и не прикасался к ней, а теперь вдруг почувствовал угрызения совести из-за того, что до сих пор так и не объяснил толком сыну Вульфарда, что явилось причиной ужасной смерти его отца и почему мы с ним пересекли уже половину Франкии и должны ехать дальше. Сейчас у меня появилась возможность приступить к этому объяснению. Я взял книгу и вернулся в палатку.

Для сохранности я аккуратно завернул бестиарий в большой кусок тщательно навощенной парусины и сейчас с величайшей осторожностью развернул ткань. Вало подошел ко мне и с великим любопытством наблюдал через мое плечо, как я раскрыл книгу и начал листать страницы. Слон оказался на шестой. Копиист нарисовал двух слонов, стоящих, глядя друг на друга, над ручьем, раскрасил их мрачным зеленым цветом и пририсовал им белые изогнутые бивни и хоботы, которыми они тянулись друг к другу. Я решил, что это должны быть самец и самка.

За моей спиной Вало восхищенно ахнул.

– Их носы похожи на дудки, а не на руки, – заявил он.

Художник изобразил хоботы с раструбами на концах, как у музыкальных инструментов.

– Ты совершенно прав, – сказал Аврам, так и сидевший по другую сторону костра. – Тот, кто услышал голос разъяренного слона, запомнит его на всю жизнь. Он похож на хриплый звук огромной трубы. Ничего громче и страшнее никто никогда не слышал.

Сын Вульфарда не сводил глаз с картинки.

– Если слон такой большой и опасный, то как же его смогли поймать, чтобы подарить Карлу? – удивился он.

Я решил, что парень вспомнил об отце и о злополучной яме в лесу.

Под каждой картинкой имелась надпись, в которой кратко рассказывалось об основных свойствах животного.

– «В ногах у слона нет суставов, – прочитал я вслух, – и потому он никогда не ложится наземь, ибо потом не может встать на ноги. Когда спит, он подходит к дереву и приваливается к нему. Охотники подрубают дерево, дабы рухнуло оно, едва слон привалится, и слон пал наземь. О ту пору охотники вяжут беспомощного слона».