— Раньше таких много было, грят, — охотно пояснил мальчишка-провожатый, пока маги ощупывали изваяние, — укруг холма сидели, тока остальных утащили, а эта в матерой скале сидит, не вывернуть. Герб у них такой был, сова… а еще, совсем давно, тут ельфы жили, и, грят, совы-то им родня.

Почти сразу после совы отряд наткнулся на коновязь и обрадовался возможности оставить лошадей: те шли все более и более неохотно, а некоторые уже взбрыкивали, угрожая сбросить вершника. Со скакунами остался Лаки. Он улыбнулся, отсалютовал арбалетом и, лихо взведя его, уселся на коновязь рядом со своим жеребцом.

Дорога делала два витка, прежде чем взобраться на верхушку холма. Фердинанд, бормотавший что-то от самой каменной совы, последние шаги едва ли не бежал — так хотел скорее прикоснуться к тому, что он увидел еще там, на самом пороге. Отряд, ведомый мальчиком, поднялся и замер на кромке.

На ровной, как стол, верхушке холма как раз можно было уместить немалый, хорошо укрепленный замок, настоящую колыбель рода. Нечто, лишившее холм мягкой шкуры почвы, обнажило и оплавило скальное основание: под ногами был ровный гладкий сплошной камень двух или трех пород, оплетенный рудными прожилками; ни один мастер не смог бы так заполировать его, уподобив всеотражающему стеклу.

Но еще удивительнее камня были потоки Силы: хаотические, струящиеся, опутывающие и пронизывающие холм, они дышали первозданной мощью — но, по свидетельству Фердинанда, столь могучий источник был практически бесполезен: к чему самый глубокий и чистый родник, если оттуда никто не может зачерпнуть?.. Реки Силы были повсюду, но они не плескались свободно, а были замкнуты сами на себя и оттого закрыты для всех.

— Зато, — вдохновенно вещал ушан, — такой источник создает очень мощные магические возмущения верст на пять, не меньше… Никогда таких потоков не видел, только читал о них. Тут как будто огромную Силу собрали, а вложить никуда не успели…

— Сними защиту от наблюдения, не трать силы, — сказала Жозефина, вглядываясь, вчувствываясь в переплетение токов Силы. Маг облегченно вздохнул, будто сбросив с плеч посильную, но тяжелую и не слишком удобную ношу, а девушка продолжала стоять, чуть прикрыв глаза; если это действительно родовой замок отца, то…

Она прикоснулась к одному из потоков и зачерпнула из него. Так, удерживая руку против течения, черпают из горной реки…

…Такова разница между яблочным соком и игристым вином: первое — прохладное и прозрачное, успокаивает, укрепляет и помогает в болезни, а второе — шипучее и бурлящее, кружит голову и ищет выхода в танце, беге, бою. Для Жозефины это был словно глоток жизненной силы — она ощутила себя здоровой и сильной как никогда; ее собственные Потоки, обычно спокойные, ровно сияющие, плавно текущие, теперь играли искрящейся мощью, вспыхивали протуберанцами, всплескивали, то ускоряя, то замедляя свое движение. Даже в глазах ее отразился совершенно особенный блеск, приличествующий не скромной целительнице, а небесному воителю или даже скорее могучему магу, покорителю существ Корней.

— А правда, что у вас здесь зимой заливают каток? — спросила Жозефина у провожатого, сдерживая бурлящую в жилах Силу.

— Ага, когда снега много и можно бортики сделать. Зимой тут не страшно совсем, а чем ближе к Круглому Дню, тем страшнее, никто из наших сюда и не ходит. А сейчас жуть прям, через дюжину дней Кругляк и наступит…

Круглый День случался раз примерно в три года; это было время, когда оба солнца Чаши всходили не вместе, а одно за другим, будто играя в салочки или прятки — сменяя садящееся на западе белое солнце, из-за восточного горизонта всходило желтое, даруя вместо ночи еще один день. По государственному календарю эти полуторные сутки считались как одни обычные и всегда были праздником — кто-то молился о милости, полагая Круглый День наказанием богов (Корней или Ветвей — мнения делились примерно поровну), кто-то возносил Небесам хвалу, считая, что целые солнечные сутки не могут быть ничем кроме блага, кто-то просто отмечал свободное от всяких забот время. В Круглый День храмы и корчмы были полны народа, а назавтра обычно занимались подсчетом выручки и ущерба в равной степени. Жрецы, в зависимости от веры, почитали этот день особенным, маги же никаких изменений в потоках или плетениях не отмечали. Вряд ли род магов, обитавший в замке, считал иначе — просто, видимо, именно в Круглый День он пресекся, погибнув вместе со своим гнездом.

— Госпожа, — возник рядом ушан, — вам это место подвластно, Сила вас слушается. Можете поделиться? Покров — заклинание весьма утомляющее…

— Да, разумеется. — Жозефина протянула руку, и маг передал ей толстый прозрачный кристалл; один его конец был окован обычной сталью, в металлическом ушке болтался шнур.

— Вот через эту штуку. Это накопитель и преобразователь, а еще — индикатор… — Ушан забрал наполненный Силой кристалл, который теперь светился желтым. — Видите? Свободная Сила, разлитая в Чаше, которую вас учили собирать в храме Даны и с которой работает большинство магов, не дает цвета, только заставляет кристалл светиться. Сила, пришедшая с Ветвей, светится белым, голубым, бирюзовым, светло-зеленым. Красная — Корни, а желтая — самое основание Древа. Сразу видно, Призыватели…

Вовсе не было ощущения, что какая-то часть Силы ушла: из этого потока не приходилось зачерпывать, он словно пронизал Жозефину, сделав своей частью, и струился вокруг нее, по ней, сквозь нее, наполняя вновь, как только она тратила даже малую частицу своих сил. Она вновь осознала себя фокусом Силы, острием копья, тем, что, стягивая и возглавляя мощь гораздо большую, чем оно само, придает ей форму и смысл. Стоя здесь, она могла если не все, то почти все; и непривычная, шипучая Сила, льющаяся отовсюду, была ей подвластна, как огромный, подвижный и стремительный, опасный зверь полностью покорен тому, кого он считает хозяином, Вожаком, сиречь существом высшим, которому позволено все, несмотря на то что телесно тот слишком слаб, чтобы пережить даже один-единственный удар лапой — это не имеет значения, потому что сила Вожака вовсе не в этом. Вся первобытная мощь этого места сейчас принадлежала только ей и слушалась только ее, ибо только она одна из ныне живущих имела право на эту Силу — да, быть может, ее брат Альберт и сестра Элен, но где они сейчас?..

…Было даже жаль покидать каменное зеркало плато — таким дивным было ощущение потока, играющего и искрящегося равно и вокруг, и в теле, — это как войти в реку и стать рекой. Забрав коней, отряд вернулся в трактир и занял одну из комнат.

— Ждем темноты и возвращаемся. Времени у нас много, поэтому делаем так: мы с Фердинандом уходим заниматься магией, один из вас должен постоянно быть на страже. Выставьте дозоры и будьте вечером трезвыми, а до того делайте что пожелаете, в пределах селения. Сбор в комнате, как стемнеет.

Северяне согласно кивнули, вмиг распределили очередность, и следом за магами отправился Уиллас; остальные же пошли вниз — то ли к трактирщику, то ли во двор. Попросив северянина добыть ей кринку с несколькими тараканами и получив желаемое, Жозефина под водительством Фердинанда отработала уже знакомые заклинания ускорения и замедления и взялась за левитирование. После таракана в воздух поднялся табурет, а потом и сама заклинательница, заработав пару синяков при ударе о потолок — контроль собственных заклинаний всегда был сложнейшей частью магического искусства: мало создать плетение, нужно его удержать и суметь им управлять. Собственно, именно создание заклинаний и, паче того, их контроль утомляют магов в равной, а то и большей степени, чем сам расход Силы. Лучшее средство от подобного состояния, которое некоторые исследователи называют «заклинательной усталостью», — физическая работа, но многие ею пренебрегают, в особенности «кабинетные» маги. Жозефина же с детства привыкла много времени проводить на свежем воздухе, бегая, играя с братом и сестрой, а позже — обучаясь верховой езде, рукопашному бою и стрельбе из лука. Посему, ссыпав обратно выживших тараканов и поблагодарив Фердинанда за помощь в обучении, она подхватила лук и колчан и направилась к выходу из комнаты, намереваясь провести оставшееся время в тренировке не разума, но тела.