– Так что ж ты сразу мне об этом не сказал?

– Ты бы стала волноваться. Или нет?

– Разумеется, я беспокоилась бы о тебе.

– Поэтому я решил все от тебя скрыть. По-моему, я был прав.

Опять разговор завел их куда-то не туда. Ведь Ромульда имела в виду совсем не это. Он хочет в одиночку управлять государством – пусть! Но одиночество в браке – совсем другое дело.

– Ты никогда не говоришь мне о том, что чувствуешь…

– А что я чувствую?

– То-то и оно, что ничего! – выпалила она. – Ты никогда не говоришь, что любишь меня. И что прикажешь думать? Что ты меня не любишь? Если так, понятно, что рано или поздно ты меня бросишь.

– Какое право я имею говорить с тобой о любви? Ведь это я лишил тебя невинности и вел себя при этом как настоящий мужлан. Тебе ничего другого не оставалось, кроме как выйти за меня.

– Перестань, ты же не насиловал меня.

– А это ничем не лучше! Я не должен был так себя вести!

– И я тоже! Мы оба не соображали, что творим. Все произошло не только по твоей вине, но и по моей.

– Но я старше, опытнее. Я должен был вовремя остановиться. Но не смог.

– Что с того? Ты думаешь, что совершил преступление, раз не повел себя так, как тебе хотелось бы? Послушай, – Ромульда приблизилась к нему, – если хочешь знать, я горжусь тем, что из-за меня ты потерял голову. Ты просишь у меня прощения – я даю тебе его. Если только ты сам себя простишь.

– Но ведь это я заставил тебя стать моей женой! Тебе была отвратительна сама мысль об этом!

– А знаешь почему?

– Потому что те чувства, которые ты испытывала ко мне много лет назад, умерли…

– Нет… Потому что эти чувства не умерли, Хасим. Я пыталась, пыталась изо всех сил убить эти чувства, но ничего не вышло.

Он прикоснулся пальцем к ее щеке.

– В газетах, – продолжала Ромульда, – только и писали, что о твоих любовных похождениях. Я жутко ревновала!

Хасим больше не мог сдерживаться. Он сжал ее в объятиях и поцеловал. Как все вышло! Он пытался защитить ее, сделать так, чтобы она ни о чем не тревожилась, а в результате она стала еще больше волноваться, думая, что он предает ее любовь.

– Не могу отрицать, что у меня были любовницы. – Ромульду передернуло, и он погладил ее по волосам. – Но газетчики раздували всякие мелочи!

– Мелочи! Одна любовница – этого уже достаточно!

– Ромульда, попытайся понять. Женившись на тебе, я обещал, что буду верен тебе по гроб жизни. Так оно и есть. Когда ты направилась на учебу в Штаты, я знал, что не смогу посвятить свою жизнь только тебе. Я едва вступил на престол, и у меня было столько забот!.. – Хасим понизил голос. – Мне нужно было как-то отвлечься, познать мирские утехи… Разве нет? Если бы я не испытал всех плотских радостей до брака, женившись, я только бы и мечтал о них. Неизведанное всегда манит к себе. Скажешь, я эгоист?

– Да. – Ромульда не могла оправдать подобное поведение, но теперь она хотя бы знала, какие побуждения двигали Хасимом. А понять – значит простить. Но пока ему еще рановато об этом знать. – Представь себе, что я рассуждала бы подобным образом. Тебе бы это понравилось?

– Разумеется, нет! Считаешь, это несправедливо?

– Я знаю, что это несправедливо! И ты знаешь.

Но в глубине души она знала, что все равно никого так не полюбит, как его. И никто, кроме него, не сделает ее счастливой.

– Знаю, Ромульда. Но в жизни столько несправедливости.

Хасим взглянул на нее и прочитал в ее глазах невысказанную мольбу: скажи, скажи мне, что все эти годы я не зря надеялась; что во время медового месяца ты чувствовал то же, что и я; скажи, что так было всегда.

– Я люблю тебя, Ромульда, – проговорил он. – И никогда не переставал любить.

– Но ты и пальцем не пошевельнул, чтобы удержать меня, когда я собралась в Америку.

– Неужели ты не понимаешь? Я только что стал султаном. В стране творилось черт знает что. Появилась куча самозванцев, которые только и думали, как бы занять престол. Разве мог я в такой момент предаваться любовным утехам?

– Хочешь сказать, что, если бы я осталась, ты не стал бы заводить любовниц? – спросила она язвительно.

– Если бы ты осталась, я лишился бы сна, потерял бы способность думать, так велика была моя страсть. – Он взял ее за голову и заглянул ей в глаза. – Скажи, Ромульда, скажи мне правду, осталось ли в твоем сердце хоть немного места для любви ко мне? Сможешь ли ты снова полюбить меня?

– Смогу, – прошептала Ромульда. – Я уже люблю тебя.

Хасим глубоко вздохнул.

– Ты ни о чем не пожалеешь, – сказал он, – обещаю. Я докажу тебе, как сильно я тебя люблю.

И он сжал ее в объятиях. Вот как? Говоришь, что любишь? Это мы сейчас проверим.

– Хорошо, – сказала Ромульда, высвобождаясь из его объятий. – Я согласна. Но при одном условии.

– Каком же?

– Ты убедишь отца, чтобы он позволил Сусанне выйти замуж за того, кого она любит.

– Эта свадьба совсем не похожа на нашу, – заметил Хасим, улыбнувшись ей.

Ромульда улыбнулась в ответ. Никогда она не испытывала такого счастья, как в эти несколько дней.

Вокруг кружились танцевальные пары, оркестр играл джаз, а за окном сияло солнце, бросавшее свет на небоскребы из стекла и бетона и на расположенный рядом парк. Хасим со своей свитой приехал в Чикаго на празднование свадьбы Сусанны и Боба.

Ромульда посмотрела направо. Ее отец стоял в окружении своих американских друзей и рассказывал им что-то веселое. Он тоже был счастлив, а ведь когда Хасим сообщил ему, что его младшая дочь влюбилась в американца и уже год живет с ним, он готов был рвать и метать.

Но больше всего Ромульду удивила реакция Хасима. Он спокойно выслушал ее рассказ о Бобе и Сусанне и произнес:

– Неисповедимы пути Аллаха. Если они любят друг друга, пусть женятся и будут счастливы. Что толку заставлять Сусанну выходить за бахрамца? Ведь она всю жизнь будет тосковать по первому возлюбленному.

– У этого брака нет будущего! – заявил ее отец, узнав от султана о намерениях младшей дочери. – Она родилась в Бахраме, провела здесь детство, а этот ее жених американец! Как они уживутся вместе?

– Но Аршар, ты-то ужился с Нэнси! – напомнил ему Хасим. – Она тоже была американкой.

Родители Ромульды и Сусанны были счастливы в браке, и кому, как не Аршару, знать, что различия в языке и культуре не имеют никакого значения: ведь самое главное не то, откуда ты, а любишь ли ты свою вторую половину или нет. Ему не оставалось ничего другого, как смириться.