— это могло бы стать проблемой. Почему нет света? Я хочу знать, почему. Знание может оказаться полезным. Тянусь к людям в домах. Стены и стекла? Это не преграда.

Где есть тьма, там есть я.

Страх. Неуверенность. Надежда. Ненависть. Тревога. Решимость. Ожидание. Любовь. Недостаточно страха. Не хватает отчаяния. Даже ненависть несъедобная. Когда попадается правильная, она испорчена любовью и надеждой.

Куда это годится?!

Как только я получу воплощение, я быстро все исправлю.

Меня не раз призывали во время войн. Обычно это делали те, кто терпел поражение. Победители в моей помощи не нуждались. Я прислушиваюсь. Учу новые слова, впитываю новые смыслы. Объекты энергетической инфраструктуры. Ракетные удары. «Ониксы», «Калибры», «Кинжалы», «Искандеры», «С-300». Blackout, lockdown…

Места и последовательность нанесения ударов. Ритм и геометрия призыва. Колоссальная сигила на всю страну. Жертвенная кровь. Отключение электричества.

Замысел, достойный восхищения!

Остался последний штрих, завершающий аккорд — воплощение. Воплотиться я могу лишь в того, кто меня призвал. Таково правило, я не в силах его нарушить.

Я приходил сюда множество раз. Те, кто мечтал стать для меня сосудом, ждали внутри сигилы — и я входил в них. Глупцы, надеявшиеся этого избежать, боязливо жались снаружи, в надежде, что сигила удержит меня.

Не удержала. Ни разу.

Не удержит и сейчас. Я успею до рассвета.

Собираю себя воедино. Волнами мрака несусь по улицам городов. Впереди вспухают огненные клубки взрывов. Трещат выстрелы, что-то горит. Линия фронта? Этот огонь меня не раздражает — он дарит смерть, а не жизнь. Души, насильно лишенные тел, взлетают, растворяются во мне, насыщают. Это приятно. Другие души пронзают меня насквозь, летят выше, дальше. Это неприятно.

С трудом подавляю искушение задержаться, насытиться. На войне всегда есть то, что нужно — правильные боль и смерть, страх и ненависть, отчаяние и ярость.

Нет, надо спешить.

Огибаю колючие россыпи огней — города, освещенные электричеством. Мне не нравится то, что я вижу. Люди слишком увлеклись своими новыми игрушками. Если так пойдет и дальше, у меня могут возникнуть проблемы даже ночью. С этим надо что-то делать. Уверен, мой адепт — человек влиятельный, раз сумел устроить столь масштабный призыв.

Воплотившись, я избавлю мир от лишней иллюминации.

Мы избавим.

* * *

Море, океан света.

Сияет, колет, жжет. Высасывает силы. Там, в сердцевине — он. Пытается спрятаться от меня? Отгородиться светом? Не знает, что я уже иду к нему?

У меня нет иного выбора, другого пути.

У него тоже.

Ищу лазейки. Темные улочки с тусклыми фонарями, неосвещенные закоулки. Можно уйти под землю, просочиться по канализационным трубам и коллекторам. Это слишком долго. Это унизительно. Такой роскошный призыв, а я явлюсь из канализации, как в дешевом фарсе?

Унизительно? С каких пор меня это волнует?

С каких пор меня вообще что-то волнует?!

Они меняют меня — те, кого я поглощаю и делаю мной. Придают толику человеческого. Они исчезают, я меняюсь. Каждый платит, как может, я не исключение.

Ага, вижу. Дворец, крепость. На башнях сияют багровые пентаграммы. Я уже бывал здесь. Хорошее место. Надеюсь, за это время оно не стало хуже.

Надеюсь? Я — надеюсь?!

Ныряю внутрь, несусь коридорами. Здесь тоже многовато света. Выпиваю душу охранника, его руками отключаю распределительный щит. Разношу вдребезги рукояткой пистолета.

Так-то лучше.

Вспыхивает аварийное освещение. Тревожные сполохи мне не мешают. Меня тянет, как магнитом. Да, близко. Да, здесь. За этой дверью.

Вхожу.

Он не один. Рядом — приближенные. Советники, генералы, служители культов. Кто-то из них посвятил адепта в подробности ритуала. Кто? Не имеет значения.

Оставить их в живых? Нет, это лишнее.

На полу лежат тряпичные куклы. Призвавший меня встает из кресла, отступает, пятится к стене. Лицо искажено ужасом. Обнимаю его прядями мрака, обволакиваю. Заключаю в кокон тьмы, которая я.

Шепчу на ухо:

— Не бойся.

Он дрожит.

— Я пришел на твой зов. Я исполню твои желания.

Он дрожит.

— Я повергну твоих врагов, дарую тебе победу. Мы будем править этим миром вместе…

Вместе. Ты и я.

Он верит. Он расслабляется.

Он все еще дрожит.

Вхожу в него. Надеваю на себя, как перчатку. Ты получишь желаемое. Ты будешь считать, что я послушен твоей воле, что это я исполняю твои желания, а не ты мои. Ты назовешь себя темным божеством, а я тем временем…

Что это?! Нет!

Сердце?! Твое проклятое, твое слабое, больное человеческое сердце! Ты, негодный сосуд! Жалкий кусок мяса! Не смей умирать! Нам еще столько предстоит! Я даже не начал!

Не смей!!!

Не умею лечить. Не умею воскрешать. Поддерживать жизнь сосуда дольше отпущенного срока — да, могу. Но если сердце останавливается, мне не запустить его снова.

Последний, еле ощутимый толчок. Адепт оседает на пол: ком бесполезной мертвечины, мятое тряпье. Его душа — во мне. Мечется в ужасе, кричит, зовет на помощь…

Растворяется.

С рассветом мир исторгнет меня обратно, в мою унылую обитель. Не получилось. В этот раз — нет. А как хорош был призыв! Изящен, оригинален, масштабен. Ничего, у меня есть время. У меня есть время всего этого мира, от начала до конца.

Я буду ждать.

Ноябрь 2022 г.

Детский сад

Эти женщины.

Эти две женщины: воспитательница и беженка. Никогда раньше не видел, чтобы люди так смотрели друг на друга. Беженка была похожа на ребенка, который утром вышел к новогодней елке, опустился на колени, рассчитывая найти под мохнатыми лапами в лучшем случае кулек с конфетами — и вдруг увидел гигантскую коробку с автоматической железной дорогой. Воспитательница же была похожа на мать, тихо стоящую в дверях: вот, стоит, молчит и любуется детским счастьем, которое сама и создала.

Обоих создала: и дитя, и счастье.

С чего я решил, что она воспитательница? Мало ли должностей в детском саду? Повариха, уборщица, заведующая…

Нет, так нельзя. Так начинать нельзя. Никто ничего не поймет, да и я запутаюсь. Начнем иначе.

* * *

Выбора мне не оставили.

Еще недавно он был. Я мог остаться в городе под обстрелами, уходя в коридор, когда дом начинал подпрыгивать, или спускаясь в метро, превращенное в бомбоубежище — и мог уехать, решившись на эвакуацию.

Я выбрал отъезд.

На вокзале, утонув в людском море, задыхаясь от сумасшедшей толчеи, я мог сесть в поезд или плюнуть на все и вернуться домой. Выбрав поезд, я мог держать путь в разных направлениях: скажем, на Днепр или на Львов.

Я выбрал Львов.

В вагоне, где в