– Машите, господа, машите… – сопел он от усердия. – Вдруг обернутся, увидят… не все еще потеряно…

И снова все начали орать, прыгать, высматривая в мареве исчезающую точку.

– Дерьмо! – выругался Желтухин, треснул кулаком по борту. – Полное дерьмо! Да что же это за море такое… Что за люди такие! Они не имеют права пройти мимо терпящего бедствие судна! Эх… – он сплюнул с досады и потащился обратно на свой плетеный стул. А толпа еще на что-то надеялась, прыгали женщины, семафорил Вышинский.

– Я их уже не вижу, где они? – бурчал Бобрович.

– Там они, там… – бормотала Статская, всматриваясь в даль. – Мне кажется, эта штука останавливается, нет?

– Да черта с два она останавливается! – рычал Зуев. – Креститься надо, если кажется! Все, господа, абзац, разминка закончена. Прецедент состоялся – во всяком случае, мы убедились, что в этом чертовом море мы не одни…

И снова послышался мерзкий душераздирающий звук! Со скрежетом волоклись по рифленому настилу ножки стула, звучал сдавленный испуганный вскрик, а когда все обернулись, было уже поздно. Мелькнули изумленные глаза Желтухина. Еще доносились тошнотворные звуки – глухое рычание, металлический стук, сотрясалось нутро яхты от грохота кувыркающегося тела. Еще мгновение назад майор сидел на стуле, весь в расстроенных чувствах, откупоривал штоф с ржаным виски. А сейчас это место было пусто. Зато позади, в полутора метрах, зиял распахнутый люк – широкий, метр на метр, тот самый люк, что уводил в глубины трюма, дублируя проход на третью (и последнюю) палубу из машинного отделения… Неслыханная дерзость! Очевидно, кто-то подглядывал в щелку, находясь рядом с пассажирами. И в самый интересный момент, когда все люди стояли спиной, тихо выбрался, пристроив крышку (а она, зараза, не скрипела!), потянулся к ножкам стула, на котором сидел Желтухин, мощным рывком поволок на себя. А потом слетел вниз, а за ним загремел майор со своим стулом, готовый ко всему, но только не к такому.

Физиономии людей вытягивались от изумления, они не верили своим глазам. Икнула блондинка.

– Ну, ни хрена себе, – как-то жалобно сказал полковник. Он первым рискнул приблизиться к распахнутому люку, осторожно глянул вниз. Царила тишина, нарушаемая лишь порывами ветра. Внизу тоже все угомонилось. В створе люка просматривалась вертикальная лестница, под ней горизонтальная площадка, там валялись обломки плетеного стула… Полковник тупо таращился вниз – вместо того, чтобы прыгать, бежать, спасать коллегу. Опасливо подходили люди, сгрудились вокруг колодца, таращились в полумрак. Доходило с трудом, как до наркоманов.

– Эй, Желтухин… – каким-то преувеличенно грудным голосом позвала Статская. – Вы чего это затеяли? С вами там все в порядке?

– Блин, вот это номер… – хлопнул себя по лбу Зуев.

– Практически цирковой, – сглотнул Вышинский. – Мы его нашли и снова потеряли.

– Едрить-копать… – убитым голосом сообщил Бобрович. – А ведь этот парень только что собирался назвать нам имя преступника…

– Да ни хрена он не знал никакого имени! – взвизгнула Евгения Дмитриевна. – Тряс тут понтами, строил из себя гениального сыщика!

– А почему вы о нем в прошедшем времени, Евгения Дмитриевна? – полюбопытствовал Вышинский. – Я так понимаю, Желтухин не пропал, он по-прежнему радует нас своим присутствием на яхте, только где-то в трюме, куда его затащил анонимный хулиганствующий элемент. Не поверите, мы можем туда спуститься, отбить майора у хулигана… если нам это надо, и если они там оба не свернули себе шеи…

– Так сделайте что-нибудь, мужчины! – с нажимом выкрикнула Евгения Дмитриевна. – Можете вы сделать хоть что-то полезное, или будете и дальше праздновать труса?!

– Подождите, а как же парусник? – тупо пробормотала, моргая глазами, Маргарита Юрьевна.

Окончательно замороченные, все повернули головы. Парусник уходил за горизонт, превращаясь в крохотную кляксу. Затем, не сговариваясь, пассажиры обратили свои взоры к надстройке судна. Дверь в кают-компанию была открыта. Уровнем выше, на капитанском мостике, за толстыми стеклами не просматривалось никаких лиц. Еще недавно там был капитан. Теперь не было. Такое ощущение, что судно вымерло, осталась лишь горстка испуганных, окончательно запутанных людей.

– Бред какой-то… – пролепетала Статская. – Где они все? Они ведь слышали, как мы тут шумим. Им совсем не интересно, что мимо проходит какое-то судно?

– Ну, все, натерпелись… – полковник очнулся и начал багроветь. Как и положено, он долго запрягал, но быстро ехал. – Не знаю, как вы настроены, господа, но я намерен положить конец этому бесчинству. Кто со мной? Кому еще не ясно, что к злодеяниям причастны члены команды?

– Нам нужны веревки… – мстительно прошептала Евгения Дмитриевна. – В трюме я видела несколько мотков хорошего пенькового троса…

– А на камбузе я засекла рулон полиэтиленовой бечевки… – загорелись глаза у Маргариты Юрьевны.

Теперь остались самые боеспособные, самые злые и решительно настроенные. Желтухин не убежит (да, по крупному счету, и черт с ним), в первую очередь – нейтрализовать экипаж. Ворвались на камбуз плотно сплоченной когортой, растеклись по помещению. Эти твари тут развлекались! Ритмично трудилась старенькая магнитола, исторгая мелодии и ритмы российской эстрады. Официантка Алиса виляла упругой попкой и притоптывала каблучком. Повариха, посмеиваясь и косясь на свою подругу по команде, раскладывала чистую посуду в «долгий ящик». Двусмысленностей в лицах ворвавшихся людей не было. Виолетта Игоревна побелела, выронила кастрюлю. На нее уже неслась растрепанная Евгения Дмитриевна с безумным блеском в глазах. Женщина-кок схватила первое попавшееся блюдо, швырнула в атакующую фурию. Последняя увернулась от летающей тарелки, и та раскололась, врезавшись в стену. Брызнули осколки. И в следующую секунду ответственная прокурорская работница уже таскала ненавистную «бабариху» за волосы, а та визжала, отчаянно пытаясь достать бестию локтем. Одновременно Статская атаковала оторопевшую Алису, схватила ее за руку, вывернула. Алиса закружилась, словно юла, ударила за спину каблучком, но попала не в блондинку, которая заблаговременно отпрыгнула, а в разбушевавшегося полковника, у которого от «точечного» попадания в зону мужского достоинства глаза на лоб полезли! Впрочем, удар пришелся чуть выше, в противном случае от Алисы бы и мокрого места не осталось. Он схватил ее с ревом за талию, вознес, визжащую, над головой, швырнул на сцепившуюся с поварихой Евгению Дмитриевну.

– Браво, полковник! – хохотал возбужденный Зуев. – Вы выбили десять из десяти!

Было весело – падали кастрюли, сыпался со стены мелкий кухонный инвентарь. В неразберихе, по закону сохранения импульса, едва не скрутили и Евгению Дмитриевну, она брыкалась, орала, чтобы ее оставили в покое, она своя! Пленницы визжали, катались по полу, оказывая упорное сопротивление, и даже разбили губу Вышинскому, но в итоге их скрутили. Маргарита Юрьевна, хохоча, как ненормальная, вооружилась бечевой, связывала пленниц. Стянула им руки в запястьях за спиной, стала обкручивать лодыжки.