– Вот я и говорю ему: Малышкин, ты слишком откровенен – похоже, ты что-то скрываешь, – доносился с камбуза щебет официантки. – А ну, признавайся, сколько баб у тебя до меня было! А по глазам ведь все понятно. Я чуть не охренела, ни одной, представляешь? Это что за мужик такой ущербный мне достался?

Полковник распахнул дверь, и Алиса, оседлавшая решетчатый стеллаж и эротично закинувшая ногу на ногу, подавилась печенюшкой. Стала кашлять, возмущенно махать руками. Подлетела Виолетта Игоревна в переднике и с распущенными волосами (то есть явно ничего не готовила), стала хлопать ее по спине, осуждающе глядя на Кострового.

– Завтрак будет? – прорычал полковник.

– Суд вам будет, – неласково отозвалась Виолетта Игоревна. – За намеренную порчу корабельного имущества. А завтрака не будет. Забастовка у нас. В знак протеста.

– Сидячая, – откашлявшись, добавила Алиса и сделала небрежный жест пальчиками. – Брысь отсюда.

– Чего? – побагровел полковник.

– Он еще и глухой, – всплеснула руками судовая повариха и как бы невзначай взяла за ручку увесистую чугунную сковородку. – Мужчина, вам ясно сказано, освободите помещение. Посторонние на камбуз не допускаются.

– Охренеть, – не поверил ушам полковник.

– Федор Иванович, топайте дальше, – устало возвестила Евгения Дмитриевна. – И не выдумывайте причину, почему вам не хочется заходить на камбуз. Ведь удар сковородкой по лбу – это не причина, верно? Они еще ответят за все – эти скверные людишки…

Помощник капитана Шварц переставлял столики на носовой палубе. Подтаскивал к ним тяжелые зонты. Потом полез в открытый люк, расположенный неподалеку, – там был еще один проход в трюм. Узрев уставившуюся на него компанию, сухо кивнул и пропал в чреве яхты, закрыв за собой крышку. Люди обогнули надстройку, выбрались под палящее солнце и задрали головы. Яхта никуда не плыла, но за толстым стеклом на капитанском мостике просматривался усатый лик капитана. Он презрительно уставился на кучку пассажиров где-то внизу. Полковник скорчил суровую «челябинскую» физиономию. Женщины, не сговариваясь, подняли руки и выставили средние пальцы. Капитан в долгу не остался – прилип к стеклу, вскинул правую руку со сжатым кулаком и резко ударил по сгибу локтя. После чего отъехал в сумрачную зону.

– Таракан, сука… – с ненавистью прошипел Костровой.

– Обменялись утренними любезностями, – невесело рассмеялся Вышинский. – Ладно, господа, поднимаемся в кают-компанию. Нужно срочно опохмелиться. Надеюсь, эти твари не изъяли остатки спиртного.

– И не подсыпали в них чего-нибудь, – пробормотала Евгения Дмитриевна.

Желтухин не появился. В кают-компании его тоже не было. Запасы спиртного остались в целости и сохранности, но «месть кота Леопольда», похоже, состоялась: по всему пространству кают-компании стелился едкий дух.

– Какая гадость, – проворчал Зуев, затыкая нос. – Это запах того продукта, что сладок на халяву, или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – закашлялся Бобрович. – Уксус разлили, твари… Ладно, будет еще на нашей улице праздник. Дверь не закрывайте, пусть проветривается…

Люди, фыркая, рассаживались. Полковник первым делом потащился к бару, зазвенел бокалами.

– Добрый совет, Федор Иванович, – подал голос Вышинский, – не наливайте то, что уже пили. Откупорьте новые бутылки, неважно, что – водку, бурбон, коньяк. Хоть как-то себя обезопасить.

Полковник проворчал, что ему и без сопливых скользко, продолжал греметь посудой, плескал в бокалы.

– Сами подходите, – проворчал он, удаляясь с доверху наполненным бокалом к дивану. – Лакеев не держим.

Люди жадно пили, приходили в себя. Но лица не светлели. Желтухин по-прежнему не приходил. Это было не к добру. Зуев поднялся, кряхтя, как старый дед, подобрался к окну, принялся созерцать надоевший морской пейзаж. Потом угрюмо смотрел, как по палубе вновь блуждал помощник капитана, перекинулся парой фраз с механиком Пановым. Оба искоса глянули на застекленную кают-компанию и удалились в разные стороны.

– Чего делать будем? – проговорила между приступами икоты одуревшая от страха и спиртного Статская.

– Как и предлагал Желтухин, – проворчал Бобрович. – Сейчас еще малость опохмелимся, потом вторгаемся на камбуз, берем жратву и оккупируем носовую палубу. Там зонты, не расклеимся. Будем ждать у моря погоды. Третьи сутки, пора бы уже…

– Точно, – тряхнул грязной шевелюрой Вышинский. – Держим оборону, пресекаем любые попытки нас разлучить. Протесты индивидуалистов рассматриваются как сепаратизм и жестоко пресекаются.

– А в туалет ходим по трое, – крякнул Зуев.

– Я что-то не поняла, – задумалась Евгения Дмитриевна – она машинально пыталась распутать связавшиеся узлами волосы. – Мы уже не считаем, что кто-то из нас – пособник преступников или самый главный преступник? Давненько мы что-то не обсуждали эту волнующую тему.

Снова воцарилось насыщенное мукой молчание. Люди украдкой посматривали друг на друга.

– Кхм, – выразительно сказал полковник. – Если кому-то тут интересно мое мнение… А что бы вы обо мне ни говорили, господа хорошие, мое мнение должно быть вам интересно – как мнение человека, определенно не связанного с преступниками…

– Да уж, это точно, – пробормотала Статская, пряча глаза. – Такие, как вы, с подобными преступниками не связываются…

– Спасибо, Маргарита Юрьевна. – Костровой плотоядно осклабился. – Ваше оскорбление звучит как комплимент. Так вот, мое мнение, как человека, немного разбирающегося в психологии и методике организации преступлений, таково: один из присутствующих в этом зале непосредственно входит в состав преступной группы. Еще один… или одна – находится в составе экипажа. Не исключаю, что есть кто-то еще, используемый вслепую. Остальные непричастны и тоже не понимают, что за хрень тут происходит. В число последних входит капитан Руденко – с большой долей вероятности капитан не в теме. Его вина в том, что он не умеет правильно подбирать себе подчиненных. Остальные – все под подозрением.

Люди сидели не шевелясь, боясь смотреть друг другу в глаза. А полковник их пытливо разглядывал.

– Забавно, господа, – объявил он после долгой паузы. – Пропадают в первую очередь те, кого точно не заподозришь в связях со злоумышленниками. Глуховец, Аркадьев. Да, собственно, и Полина Викторовна, хм… Желтухин опять же. Остаются те, о которых лично я не могу сказать ничего определенного, за исключением того, что мотаю на ус, но пока не озвучиваю, – полковник усмехнулся. – Если среди вас имеется злодей, то пусть знает, что не только у Желтухина в этой компании работали мозги, так что пусть не расслабляется.

– Господи, полковник, что за бред вы несете… – схватилась за стакан Евгения Дмитриевна и принялась лакать, как кошка.

– Я не в теме, понятно? – надрывно изрекла Статская.

– Можно подумать, я тоже похож на злоумышленника, – возбудился Бобрович. – Да я уже четыре года на ответственных должностях…